«Мертвый Христос» Ганса Гольбейна Младшего. Глядя на которого, один из героев Достоевского воскликнет: «Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!»

Формальное, «логическое» возвышение Христа через Filioque вело к возвышению человека. Не только верующего – любого человека, любой человеческой личности со всей ее «плотью», страстями и пороками. Богочеловечество Христа подменялось Человекобожеством, обожествлением всякой человеческой особи. Отсюда уже рукой подать и до «сверхчеловека» у Ницше, и до «нового человека», которого пытались создать большевики. Нежная заря Возрождения, восходившая над Феррарой, откликнется и заревом русской революции, и печами Бухенвальда…

Заседания в Ферраре идут уже больше года.

Греки ропщут, некоторые тайно бегут обратно в Константинополь. Папа решает перенести собор из Феррары, бывшей неподалеку от моря, вглубь страны, во Флоренцию. Сбежать оттуда потруднее. «Что латиняне скажут нам во Флоренции, – протестуют греки, – из того, чего они не смогут сказать здесь?» Но флорентийцы готовы финансировать собор; папа обещает выплатить там грекам содержание, задолженное за пять месяцев… И греки соглашаются.

И снова торжественное шествие с факелами и войском и блистательная встреча во Флоренции, так что «весь город сотрясался от грома труб и звука музыкальных инструментов». И великолепный собор Санта-Мария-дель-Фьоре, еще краше феррарского, освященный папой Евгением тремя годами раньше… И печальный взгляд епископа Марка, уже предвидящего, чем все это закончится.

«Настоящая жизнь наша не есть ли сон? – напишет он позже. – Не есть ли цвет полевой? Источник быстротекущий? Рассказ? Басня?»

Пока же Марк Евгеник готовится к новым диспутам – пусть политически уже бессмысленным. Но речь шла о вере, здесь сражаться стоило до последнего.

А сражаться было все тяжелее.

Уже и император не раз выражал августейшее недовольство несговорчивостью Марка и его сторонников.

– Время идет, а мы еще ничего не сделали… – хмурился император, и было видно, как ходят желваки на его подбеленном лице. – Оставим наши прения и споры и найдем какое-нибудь средство, как осуществить соединение церквей, и этим удовольствуемся!

Терял терпение и папа Евгений. Из Базеля, где продолжали заседать остатки распущенного им собора, приходили новости одна неприятней другой. Там собирались осудить его, Евгения, и избрать нового папу. Только победа во Флоренции могла бы остудить эти мятежные головы.

Снова начались задержки в выплате содержания. Нужно было как-то поторопить этих греков, которые только и умеют, что вести вечные споры, нужно заставить их быть немного сговорчивее.

И папа добился своего.

5 июля 1439 года уния была подписана. Греки признавали истинными и православными все нововведения латинян.

Марк сидел молча, на предложение поставить свою подпись коротко ответил:

– Не подписываю, что бы мне потом ни было.

Вместе с Марком подписывать унию отказался и его младший брат, диакон Иоанн Евгеник; не подписали и еще трое архиереев, предусмотрительно бежавших. Грузинский епископ Григорий, когда его вызвали для подписи, скинул с себя одежду и стал юродствовать, так что его поспешили отпустить… Но это было меньшинство. Остальные молча подписали.

Флоренция ликовала.

К папскому дворцу двигалась процессия из греческих архиереев и знатных вельмож. Шумела толпа, горожане высовывались из окон и рукоплескали.

Покои папы были празднично освещены.

Приняв документ из рук греков, папа быстро проглядел подписи.

– Все ли подписали? – испытующе вглядывался он в бородатые лица архиереев.

Все… да, почти все… только вот епископ Марк…

– Тогда мы ничего не сделали! – перебил их папа.

Через секунду самообладание снова вернулось к нему.

Евгений бледно улыбнулся и поставил свою подпись.

Он мог торжествовать победу.

И хотя почти одновременно с подписанием унии собор в Базеле обвинит его в тирании и низложит, базельские события не получили развития. Большинство западных епископов не желало нового раскола, и Евгений IV благополучно просидит на римском престоле еще семь лет.

Верный своему слову, в 1444 году он благословит Крестовый поход на сельджуков. Но под Варной объединенные польские и венгерские войска будут разбиты.

Папа Евгений покинет мир 23 февраля 1447 года. На смертном одре он выразит сожаление, что оставил монастырь и согласился принять на себя власть первосвященника, полную волнений и соблазнов…

А епископ Марк Евгеник, чудом избежав суда, которым его собирались судить во Флоренции за неповиновение, вернется в Константинополь. Вокруг него сплотятся все, кто был возмущен подписанной унией. Таких найдется много, и благодаря усилиям Марка их становилось все больше. Марк будет арестован, два года проведет в заключении, продолжая слать оттуда письма своим сторонникам. Даже на смертном одре он произнесет речь, наполненную призывами против униатов.

23 июля 1444 года епископ Марк отойдет ко Господу.

Вскоре большинством восточных церквей уния будет отвергнута.

Но и дни Империи были уже сочтены. Победа под Варной придаст сельджукам уверенности, и 29 мая 1453 года войска султана Мехмеда Второго захватят Константинополь.

Ангелина

Он был нищ. Он, наследный правитель Сербии, правнук византийского императора Матфея, был нищ и бездомен. Но это было не самое горькое.

Он, деспот Стефан Брáнкович, был слеп.

Вокруг него шла жизнь.

Лето и весну создал Господь,

как сказал Псалмопевец,

и дал им красоты многие:

птиц быстрых вольный полет,

и гор вершины,

и лугов обширность,

и полей простор,

и воздуха тонкого

дивных волн излияние…[8]

Он не видит вольный полет птиц.

Он не видит изумрудные вершины Златибора. Он не видит обширность лугов и простор полей под Смедерево.

Он – ничего – не – видит.

…и земли дары

и благоуханных цветов и трав;

а уж человека

обновление и веселье

кто описать бы мог?

Это из «Слова любви», написанного дядей его отца, Георгия Бранковича, князем Стефаном Лазаревичем, в честь которого его и назвали Стефаном. Между Стефаном и Георгием тогда война шла: обычное для сербских князей дело.

Но главной бедой были турки.

Битва на Косовом поле 1389 года была концом независимой Сербии – Сербска деспотовина стала вассалом турецких султанов. Зажатая между Османским царством и Венгерским королевством, она уже не имела своего твердого голоса.

Но Стефан Лазаревич отдалил окончательное падение Сербии, при нем она даже окрепла и процвела. Серебро, добываемое в рудниках Сребреницы и Ново Брдо, и искусная дипломатия, которую вел Стефан, сделали свое дело. Время его правления было спокойным – насколько в Сербии возможен покой. В Белград стекались художники и книгописцы, бежавшие от турецкого нашествия, и сам князь Стефан был искусный книжник и стихотворец.

Однако все это