– Мы справимся с этим, невзирая ни на какие расходы. Й-Уулисаан, я хотел бы получить от вас примерный план борьбы с этими бедствиями и прикидку расходов. Вы с этим справитесь?

– Да, мой повелитель.

Корональ повернулся к Слиту.

– Мы должны объединить усилия с понтификатом. Поручите Эрманару немедленно связаться с министром сельского хозяйства из Лабиринта. Пусть выяснит, что ему известно о положении в Зимроэле, какие меры он предполагает предпринять, и так далее.

В разговор вмешался Тунигорн.

– Мой повелитель, я только что разговаривал с Эрманаром. Он уже установил контакт с понтификатом.

– И?..

– Министерство сельского хозяйства не знает ничего. Более того, пост министра сельского хозяйства в данное время вакантен.

– Вакантен? Сейчас?

– Насколько я понимаю, – понизив голос, уныло сказал Тунигорн, – в последние годы, из-за недееспособности понтифика Тивераса, многие высокие должности, освободившиеся по той или иной причине, просто никто больше не занимал. Отсюда и определенное снижение действенности аппарата понтифика. Но об этом вам лучше бы поговорить с самим Эрманаром, как-никак он ваш главный связной с Лабиринтом. Послать за ним?

– Чуть попозже, – вяло отозвался Валентин. Он снова повернулся к картам Й-Уулисана и провел пальцем по всей длине Дюлорнской долины. – В этой области сосредоточены две самые тяжелые проблемы. Но если верить картам, обширные зоны, где культивируется лусавендра, имеются повсюду на равнинах от Тагобара и северных границ Пиурифайна до Ни-мойи на юге и тянутся до предместий Гихорны. Верно?

– Совершенно верно, мой повелитель, – кивнул Й-Уулисаан.

– Следовательно, прежде всего нужно преградить лусавендровой саже путь в эти области. – Он обвел взглядом Слита, Тунигорна и Делиамбера. – Немедленно сообщите герцогам пострадавших провинций, что любое сообщение между зонами, зараженными сажей, и здоровыми должно быть немедленно прекращено. Наглухо закрыть границы. Если им это не понравится, пусть шлют делегации на Гору и жалуются Элидату. И, кстати, уведомите Элидата о том, что происходит. Улаживать неустойки в торговых отношениях можно будет по каналам понтификата, на это время найдется. Но лучше заранее предупредить Хорнкаста о том, что его ждет множество скандалов. Далее – в областях, где разводят стаджу…

Почти час корональ непрерывно раздавал указания, пока вроде бы все аспекты начавшегося кризиса не были разобраны. Он то и дело обращался к Й-Уулисаану, и каждый раз советник по сельскому хозяйству предлагал что-нибудь полезное. «В этом человеке есть какая-то странная непривлекательность, – думал Валентин, – какая-то отчужденность, холодность, чрезмерная сдержанность, но он, вне всяких сомнений, отлично разбирался в тонкостях устройства сельского хозяйства Зимроэля, и следовало считать большим везением, что он вовремя оказался в Алаизоре и смог отплыть со мною на флагманском корабле».

Когда же совещание закончилось, Валентин испытал странное чувство тщетности всех усилий. Он отдал несколько десятков распоряжений, отправил во все концы множество депеш, наметил принятие твердых и решительных мер для сдерживания и преодоления беды. И все же, все же… он всего лишь смертный человек, находящийся в маленькой каютке крошечного кораблика, затерявшегося посреди громадного моря, которое само по себе – чуть ли не лужица для этого колоссального мира, и в эти самые мгновения невидимые организмы разносят мор и смерть на тысячи акров плодородных земель. И разве его суровые приказания могут затормозить неумолимое продвижение этой силы судьбы? И снова он почувствовал, что скатывается в настрой безнадежной подавленности, столь чуждый его истинной природе. «Может быть, это во мне угнездилась какая-то гниль, – думал он. – Может быть, это я заражен какими-то тлетворными спорами, которые выпили из меня надежду, и бодрость, и жизнерадостность, и теперь я обречен доживать свои дни в мрачности и страданиях».

Он закрыл глаза. Ему снова явилось видение из того сна, который он увидел в Лабиринте. Видение, напугавшее его сверх всякой меры: огромные трещины, рассекающие прочное основание мира, огромные пласты земли, встающие на дыбы и сталкивающиеся между собою, и он сам посреди всего этого, безнадежно пытающийся удержать мир от распада. Но – тщетно, тщетно, тщетно…

«Неужели на мне лежит проклятие? – думал он. – Почему из сотен короналей именно я избран для присутствия при крушении нашего мира?»

Он заглянул себе в душу и не нашел там черных грехов, которые могли бы навлечь на него и весь Маджипур возмездие Божества. Он не вожделел трона, он не устраивал заговора, он не свергал брата, он не употреблял во зло полученную власть, к которой никогда не стремился, он не…

Он не…

Он не…

Валентин яростно тряхнул головой. Все это глупость и слабость духа. Беды, постигшие нескольких фермеров, случайно совпали с несколькими дурными снами, посетившими его самого, и нет никаких причин видеть во всем этом какой-то вселенский катаклизм. Со временем все придет в норму. Эпифитотия, каков бы ни был ее размах, будет побеждена. Его царствование войдет в историю не только как время больших тревог, но и как эпоха гармонии, уравновешенности, счастья. «Ты хороший правитель, – сказал он себе. – И хороший человек. У тебя нет причин сомневаться в себе».

Корональ поднялся и вышел из каюты на палубу. День клонился к вечеру; пухлое бронзовое солнце низко висело над западным горизонтом, а на севере уже показалась одна из лун. Небо переливалось множеством самых разных цветов – золотисто-каштановым, бирюзовым, лиловым, янтарным, золотым. На горизонте улеглась тяжелая лента туч. Валентин немного постоял в одиночестве около борта, глубоко набирая в грудь соленый морской воздух. Все обойдется, дай только срок, говорил он себе, но чувствовал при этом, что снова скатывается в тревогу и растерянность. Что-то никак ему не удавалось надолго избавиться от этого настроения. Никогда в жизни безысходность и отчаяние не овладевали им так надолго. Он совершенно не узнавал нынешнего Валентина, этого болезненно мнительного человека, постоянно находящегося на грани уныния. Он сделался чужим самому себе.

– Валентин!

Это была Карабелла. Он заставил себя выкинуть из головы дурные предчувствия, улыбнулся и протянул руку.

– Какой красивый закат!

– Роскошный. Один из лучших в истории. Хоть и говорят, что лучше все же был – в царствование лорда Конфалюма, четырнадцатого числа…

– Нет, Валентин, этот лучше. Потому что мы видим его своими глазами. – Она взяла его под руку, они долго стояли бок о бок без единого слова. И Валентин никак не мог понять, почему он совсем недавно пребывал в столь подавленном настроении. Все будет хорошо. Все будет хорошо!

И вдруг Карабелла сказала:

– Смотри, это же морской дракон, да?

– Морские драконы никогда не заходят в эти воды, милая.

– Значит, это галлюцинация. Но очень правдоподобная. Ты разве не видишь?