Впрочем, рассказ о произошедшем она слушала напряженно, как будто действительно не знала, что случилось на той дороге. Я пришла к выводу, что не могу понять, причастна ли она к случившемуся.

Днем мы еще немного потренировались с Охотником, хотя все мое тело болело и протестовало. Я его нытье не слушала, потому что тренировка тоже отвлекала. Однако вечером, приняв вожделенную горячую ванну, переодевшись в ночную рубашку (новую, куда более красивую, чем та, что мне давали на время) и оставшись наедине с собой, я снова погрузилась в невеселые мысли.

Я понимала, что грешно гневить богов тоской и недовольством: по какой бы причине я ни оказалась тут, откуда бы ни пришла, все могло сложиться куда хуже. Я могла не встретить Охотника и погибнуть в лапах туманников. Могла пережить их, но оказаться беззащитной перед жителями деревни. То есть меня могли бы изнасиловать трое мужиков, а потом сжечь к демонам. Или только изнасиловать, потому что вовремя появились бы гвардейцы короля, но общение с советником тоже могло кончиться куда хуже: костром, виселицей, борделем… Да и лорд Нергард не был обязан кормить меня, одевать, как благородную, подставляться под стрелы вместо меня, случайно или нарочно.

Да, все могло быть гораздо хуже, но каждый раз, когда я вспоминала слова Охотника о том, что я, возможно, из другого мира, в котором умерла, ком вставал поперек горла и становилось очень холодно, горько и тоскливо. Да, я не помнила ни дома, ни семьи. Лишь расплывчатый образ отца преследовал меня, как единственное воспоминание, кроме тумана, но я помнила его отчаянный крик. В нем был настоящий ужас человека, боящегося потерять самое дорогое. И это крошечное воспоминания (единственное, что осталось мне от прошлой жизни) терзало мое сердце. Пусть я не помнила, но чувствовала: дома меня любили. Охотник сказал, что не помнить – это благо, но я не могла с ним согласиться. По крайней мере, пока не помнила.

Ночью меня снова мучили кошмары. Снились мертвые люди той деревни, мрачные неизвестные всадники, туман и идущие в нем монстры, неизбежные, вездесущие и непредсказуемые. Снился лорд Нергард в крови, а потом – огонь. Мне казалось, что я снова стою, привязанная к столбу, а огонь окружал меня, собираясь уничтожить. И где-то далеко снова кричал мой отец, зовя меня по имени.

Я проснулась посреди ночи в слезах на смятой постели со сбитыми простынями. Проснулась, дрожа и задыхаясь, как всегда испытывая ужас от мысли, что придется уснуть снова. Да уж, с таким режимом сна и отдыха я долго не протяну.

Чтобы отвлечься, встала, надела туфли и халат, зачем-то проверила окно. Теперь я каждую ночь запиралась на задвижку, чтобы никто не смог ко мне влезть, но сейчас сама вышла на балкон, желая глотнуть холодного ночного воздуха.

На улице было тихо и темно. Лишь костры ночной стражи горели в отдалении, да звезды и луна тускло светились на небе. Все было спокойно, но не приносило ни спокойствия, ни умиротворения. Зато я очень быстро замерзла и вернулась в комнату. Разворошила дрова в камине, оживляя огонь, запалила свечи, чтобы не сидеть в темноте.

Я боролась с собой. Боролась со знанием, что где-то в конце коридора находится комната лорда Нергарда. Боролась с воспоминанием о его приглашении заходить, если понадобится.

«Он наверняка не имел в виду навещать его посреди ночи, – убеждала я себя. – Нормальные люди в это время спят».

Нормальные – да, но в моем понимании Безымянный был далек от нормальности. И даже не потому, что не старел и не помнил себя, а потому что читал по ночам романы о любви и называл поцелуи в губы мокрыми и неприятными. Он странно говорил, странно двигался. Он был… необычным.

И еще Безымянный знал, каково это – не помнить. Охотник считал это благом, а Нергард, как и я, знал, что, не помня прошлого, невозможно двигаться в будущее.

Очнулась я уже идя по коридору с подсвечником на две свечи и гадая, которая из комнат «в конце коридора» принадлежит лорду. Выбрала в итоге ту, что находилась в самом конце. И не ошиблась: после небольшой паузы на мой стук ответили: на пороге комнаты показался лорд Нергард. Сюртук он уже снял, но рубашка как всегда была наглухо застегнута, теперь по понятным мне причинам. Правая рука была зафиксирована повязкой, и ему приходилось орудовать левой.

– Лора? – он заметно удивился. И совсем чуть-чуть – смутился.

– Вы ждете кого-то другого? – брякнула я, не подумав. Кого он мог ждать посреди ночи?

– Да никого я не жду, тебя тоже, – хмыкнул он, криво улыбнувшись. – К тебе опять кто-то забрался?

– Нет, просто не спится. Я подумала, вдруг вам тоже? И, как вижу, не ошиблась.

– Предлагаешь не спать вместе?

– Было бы крайне неосмотрительно с моей стороны предлагать вам вместе спать.

Он рассмеялся и посторонился, открывая дверь шире.

– Заходи. Хочешь вина?

– Ягодного? – почему-то спросила я, настороженно оглядываясь по сторонам. – Из Крувила?

Вопреки моим ожиданиям, оказалась я не в спальне, а в небольшой гостиной. Отсюда вели еще как минимум две двери, вероятно, действительно в спальню и в… кабинет? Я не знала, какие еще комнаты могут быть нужны хозяину дома.

Гостиная, как и комната, в которой поселили меня, была небольшой, но красивой и уютной. Конечно, с камином, перед которым стояли не кресла, а удобная на вид кушетка. Нергард почему-то предпочитал проводить ночь на ней в обнимку с декоративной подушкой, небольшим пледом, бокалом вина и какими-то тетрадями в кожаном переплете.

Помимо камина, кушетки и небольшого столика за ней, на котором сейчас стоял поднос с бутылкой вина и двумя бокалами, внимание на себя обращали многочисленные книжные шкафы и чайный столик с парой кресел у окна. Я замерла в нерешительности, не зная, куда себя деть.

– Нет… – тем временем неуверенно нахмурился Нергард, взял с подноса початую бутылку и повертел ее в поисках надписей. – Виноградное, из Талики. Это на юге.

– Тогда давайте, – с серьезным видом кивнула я, как будто название «Талика» мне что-то говорило.

Заметив мою нерешительность, Нергард небрежно кивнул на кушетку, вслух предлагая мне садиться поближе к огню. Я не стала делать вид, что меня это как-то смущает, просто села на кушетку с той стороны, где не было подушки. Скинула туфли и поджала ноги, пытаясь разглядеть получше тетради, пока Нергард наливал вино во второй бокал. Хм, только сейчас я придала значение наличию второго бокала.

– А сказали, никого не ждете, – заметила я, выразительно помахав бокалом в воздухе, когда он вручил его мне, наполнив темно-рубиновой жидкостью.

– Когда я прошу подать мне вино или другой алкогольный напиток, всегда приносят два бокала, если я не прошу принести больше, – объяснил Нергард, осторожно садясь на кушетку рядом. Было видно, что рана сковывает его движения. Наверное, руку зафиксировали, чтобы он не напрягал правую сторону. – Вроде как дурной тон пить в одиночестве, а если есть второй бокал, то ты как будто ждешь кого-то.