Возвращайся[289].

«Возвращайся» Консуэло – Антуану (Нью-Йорк, 14 января 1944)

140. Консуэло – Антуану

(Нью-Йорк, 15 января 1944)

Любовь моя,

У меня опять немного времени, чтобы написать вам несколько строк. Вчера я была у Пьера де Ланукса, чтобы передать для вас маленькое письмецо со скоропалительно нарисованной птичкой. Сегодня лейтенант Х (у меня все хуже и хуже с памятью с тех пор, как ты уехал). Когда я знаю, что ты в безопасности, пусть даже с блондинками, мне гораздо спокойнее. (Да не накажет меня небо еще раз!) Дорогой мой супруг, через два часа лейтенант Х, который нанесет тебе визит в Алжире – вид у него славный и мужественный, – вручит тебе пакет: два термоса отличного качества. Надеюсь, дорогой, вы не забросите их в угол. Такие вещи очень полезны. Ночью, днем вы закажете чай, кофе и на долгие часы, когда вы работаете, у тебя они будут горячие или холодные, как захочешь. Помни, дорогой, что жизнь коротка, что в тебе очень глубокие колодцы, и ты должен напоить водой тех, кто жаждет. Работай, мой дорогой. Я жду замечательного романа, замечательной сказки к будущему году, сказки для детей, а я нарисую к ней картинки. Но нужно, чтобы я ее получила заранее, месяца за три.

Мне грустно, что не могу вам послать фотографии моих скромных картин, которые мне очень нравятся. Но если будет оказия, я пошлю настоящую картину доктору Пелисье, и вы будете часто на нее смотреть… Я слишком много болтаю о своей живописи, извините. Спешу, потому что скоро придет курьер. Новости друзей: ну, что вам сказать. Я сижу у себя на Бикман Плейс, 2, выхожу очень редко. Мне стараются сделать больно… Миленькие француженки… Месье задают мне вопросы о политике. Я ничего не знаю. Говорю, потому что ничего не знаю – но меня стараются уколоть в самое сердце разными намеками.

Пишу плохо, потому что у меня плохие очки. Я теряю зрение, но когда ты вернешься, у меня будут большие-пребольшие глаза, чтобы смотреть на тебя, и дом будет в порядке. Сегодня положила в гостиной линолеум, чтобы спокойно работать. Твой издатель Хичкок с нетерпением ждет статьи или чего-нибудь от тебя. Он умоляет меня напомнить тебе, что он ждет хоть что-то. Почему нет, дорогой – сделай усилие – естественно, ты устал, но надо двигаться вперед. Никто не придет нам на помощь, тебе на помощь. Ты знаешь планету. Покрути колесо своими прекрасными руками, которые я целую все дни оставшейся мне жизни.

Не бойся за мое сердце. Оно ваше поле, немного забытое из-за долгой разлуки и всяких слухов. Успокойте меня относительно завтра, сказав, что не забыли молитву Пегги Хичкок[290]. Он хочет опубликовать что-то твое – поэтическое, если ты не хочешь писать другое. Пожалуйста. Посмотри на красивые термосы, в чае столько прекрасных идей, столько нежных пожеланий твоей жены, которая уже заворковала, восхищаясь твоими мыслями!

Эта война, она когда-нибудь кончится? Когда, мой дорогой? Моруа уже вернулся домой, пишет книгу, читает лекции[291]. Я с ним не виделась. Рушо мне сказал: он молчит, когда я стараюсь узнать у него новости о твоем муже. Это мне не нравится!! Значит, мне не стоит спрашивать ничего у Симоны, его жены[292], я с ней ужинала один или два раза этим летом. Скажи мне, дорогой, что мне делать? Переехать из этой квартиры в гостиницу или в Мексику? У меня нет долгов, я трачу то, что получаю каждый месяц, покупаю краски, холсты, готовлю, веду хозяйство, плачу за стирку, но я живу в красивой квартире, и она мне стоит чуть ли не половину моего пособия. В Нью-Йорке страшный квартирный кризис. Может быть, я скоро продам какую-нибудь свою картину. Но Дюшан Марсель не хочет, чтобы я продавала или чтобы писала светские портреты. Говорят, что я их писала бы лучше Дерена! Но если будет нужно и если я смогу! Жизнь так дорожает здесь, каждый кусок хлеба золотой. Твой стол пока в столовой, но скоро у меня будет поменьше, и твой отправится к тебе комнату. Мой муж, столько часов, дней, ночей вздыхаю о твоем отсутствии. Я знаю, что буду безмерно счастлива, когда ты вернешься. Спасибо, муж мой.

ВАША КОНСУЭЛО

Дорогой, пожалуйста, ты привезешь обратно книгу «Быть» и термосы. У нас так мало всего.

141. Консуэло – Антуану

(Нью-Йорк, январь 1944)

Дорогой, милый муж, моя птица,

Я не прекрасное золотое перышко, способное описать вам нежность и радость моей спокойной любви к вам. Бог добрый, потому что всю свою жизнь я говорила ему: Господи, ты знаешь, я люблю мужчину, которого ты дал мне в мужья, которого никогда ни на минуту не переставала любить, с тех пор, как ты, такой добрый, дал мне его в мужья. Так скажи ему это, скажи, что каждый вечер, когда я закрываю глаза, чтобы заснуть, а может быть, чтобы приблизиться к тебе, я молюсь за него и за себя, за нас двоих, за нас всех и прошу тебя послать мне мир и покой. Я хочу того, что ты мне ниспошлешь. Аминь.

И каждый день я ждала. И он захотел, чтобы я снова нашла Тебя. Я отчаиваюсь от этой долгой разлуки и боюсь совсем ослабеть, потому что, даже когда я пишу красивую картину, я дрожу всем телом, как дерево в бурю.

И я прошу у него сил, душевных сил. Люди мне внушают страх, очень сильный. Я ничего не понимаю в больших столицах, где люди теснятся, как сардины, и им нравится в этих банках. Мне нужно небо, пространство, река, звезды, которые смеются – как говорит маленький принц. Выйти на улицу для меня большое событие. Я готовлюсь к нему часами, долгими часами. В последнюю минуту теряю шляпу, а мне хочется закутаться, как закутываются арабские женщины, чтобы быть защищенной. Они надевают много платьев, одно на другое перед тем, как показаться на чужие глаза, и это вовсе не безумие. К счастью, я стала разумной и спокойной, став одинокой. Если мне скажут: «Вы двадцать лет будете ждать возвращения Тоннио», я, зная, что постарею на двадцать лет, попрошу: «Господи, помоги, чтобы красоты на двадцать лет хватило». И я буду всерьез учиться музыке, латыни, математике, и она будет долгой, такой долгой – эта нескончаемая разлука! Но я буду счастлива, что я так готовлюсь к встрече с тобой, я буду утешаться, говоря себе: «Я буду готова встретиться с ним, я ему понравлюсь!» Вот как я люблю вас, мой дорогой мальчик.

Я потихоньку работаю. Не знаю, продвинулась ли, но хочется, чтобы день был длиннее и было побольше света.

Мне надо столько сказать вам, что дорогою белых страниц я забываю о чем-то очень важном.

Сердце мне подсказывает не уезжать из Нью-Йорка, что однажды утром ты позвонишь мне 17 С, 2 Бикман Плейс. Ты в это веришь?

Жизнь очень коротка, когда любишь, потому что в ней красота, из которой получаются красивые букеты.

Дорогой, мне сказали, что вы теперь майор. Я, глупая, очень этому рада! Я посвящаю вас в Рыцаря воздуха, в Рыцаря луны, в Рыцаря Консуэло.

Если