Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зверь кивнул спокойно и совершенно не удивляюсь тому, что услышал.
— Ты знаешь кто это?
— Да.
— И это друг или враг?
— Он единственный, кто соединяет меня с миром людей, — пожал плечами в ответ Зверь, кажется не стремясь вдаваться в подробности в отношении колдуна, от одной мысли о котором у меня вставали дыбом волосы. Даже если он помог.
— Тебе нужно помыться и лечь спать, — отозвался Зверь, перерывая мои мысли, и осторожно убирая свою ладонь, даже если мне казалось, что ему невыносимо хочется остаться рядом и касаться меня.
Он тут же поднялся на ноги, словно сам не был ранен и не оставлял следы крови на полу, стремительно направившись на улицу, где видимо и был ушат, который скоро уже стоял посреди домика, занимая практически все свободное пространство.
А я лежала, и молча наблюдала за ним, с удивлением и робостью понимая, как много изменилось за этот день.
Я уже не знала ненавидела ли я его, как еще прошлым утром, глядя за тем, как невзирая на собственные раны и рассеченную кожу на спине, Зверь наполнил ушат снегом и растопил печь так сильно, что на теле выступил пот, а еще поставил на печку все доступные емкости, чтобы нагреть воду.
Никто кроме родителей не заботился обо мне так самоотверженно. Никто, кроме Зверя.
Я словно взглянула на него другими глазами, сняв пелену ярости и обиды.
Нет, на душе было по-прежнему тяжело и больно, и разве можно было простить смерть родителей так быстро? Но теперь язык не поворачивался называть его монстром.
Скоро дом наполнился травяным пряным ароматом той самой травы, которую Зверь принес снова, прополоскав ее в чистой воде, а затем положив прямо в ушат.
— Что это за трава?
— Я не знаю, как она называется. Ее мне показал отец еще в раннем детстве. Я катался в ней, если мне было больно, прикладывал лепестки на открытые раны, чтобы боль стала меньше. Главное, чтобы ее сок не попал в кровь, иначе можно потерять чувствительность настолько, что перестанешь двигаться. То же будет, если ее съесть, — видимо заметив мой взволнованный взгляд, Зверь чуть улыбнулся, стоя снова полусогнувшись, потому что не помещался под низкой крышей домика. — Не бойся, Рада. В небольших количествах и разбавленная водой эта трава безопасна.
Я кивнула в ответ, уже на собственном горьком опыте ощутив исцеляющую силу этой неведомой травы, которая держала мою боль в узде и замораживала её, когда я думала, что просто не смогу больше ходить после первой близости со Зверем.
Об этом я подумала определенно зря, тут же замечая, как напрягся он сам и его глаза опасно полыхнули жаром.
За этими последними событиями я совершенно не думала как выгляжу, но теперь быстро покосившись на себя поняла, что едва ли мой вид можно было назвать хоть немного пристойным, потому что была перед ним в одной полупрозрачной материи, которую уже и платьем-то можно было назвать весьма условно, потому что оно было изодрано, испачкано грязью, сажей и засохшей кровью, а еще стало таким коротким, что прикрывало только бедра.
В какой-то момент я напряженно сжалась, замечая, что Зверь меняется, и его глаза начинают полыхать сильнее, тем нестерпимым жаром, от которого было не сбежать. Жар, который ломал его изнутри, превращая в безумца, помешенного на моем теле.
Зверь пошатнулся, словно все его существо рвалось ко мне, но какая-то неведомая сила тянула назад.
Это сила воли. Огромная, нерушимая, ломающая его раз за разом.
Вот и сейчас Зверь отшатнулся назад, ударяясь спиной о дверь, и глухо выдохнул, прежде чем вывалиться за порог:
— …принесу еще дров.
Я покосилась на угол, нервно хмыкнув, потому что дров было на пару дней вперед, а то и больше.
Но я была благодарна ему за то, что он сдерживался и дал мне возможность вымыться в одиночестве, чем я и занялась поспешно и немного нервно, каждую минуту прислушиваясь к лесу, даже если уже поняла, что я его все равно не услышу.
Странно и загадочно, но при всей своей мощи и огромных габаритах Зверь был совершенно бесшумным.
Но по мере того, как я смывала с себя кровь, гарь и тошнотворный ужас пережитого дня, наслаждаясь теплой водой, которая ласкала и словно заживляла раны благодаря действию травы, все-таки боль становилась все более отчетливой и горящей.
К тому моменту, как я с трудом отмыла волосы и вылезла из воды, бросив остатки платья в полыхающий огонь печи, как последнее напоминание о своей прошлой жизни, я ощущала каждую рану на теле, настолько отчетливо, что едва сдерживала стон.
Это было просто ужасно!
Все царапины, оставленные руками людей, все синяки и ссадины от их ударов, каждую трещинку на губах, и обожженные ступни.
Колдун был прав. Рада умерла в том огне, оставляя в прошлом все, на что надеялась и к чему стремилась из последних сил. И теперь рождалась новая девушка, через кровь, боль и страдания, у которой даже не было имени.
Ни имени, ни рода, ни прошлого.
Не было теперь даже одежды, как положено новорожденной.
Поэтому, когда Зверь вернулся на удивление чистый и мокрый, бросив быстрый сосредоточенный, но все еще горящий взгляд на меня, лежащую совершенно обнаженной под покрывалом, часть которого была отрезана мной на платок, я смущенно пробормотала:
— …кажется, теперь мне понадобится одежда.
Я не была уверена, что Зверь услышал меня и понял, потому что его огненный взгляд скользил по мне и тело напряженно застыло, когда он выдохнул рвано и судорожно, быстро кивнув:
— Хорошо. Думаю, я смогу найти что-нибудь в дальней деревне.
От его взгляда я ощущала себя даже не прикрытой.
Словно он видел меня нагой, как бы я не пыталась прятаться за покрывалом.
От этого кровь начинала носиться по венам истерично и судорожно, разнося жар, который Зверь конечно же чувствовал.
К его чести, он держался просто идеально!
Не рычал, не кидался, не пытался даже заговорить, только чересчур сосредоточенно теперь убирал куш, и снова бросал дрова в огонь, чтобы тепла хватило на ночь.
Это была первая ночь, которую я проводила рядом с ним!
Те прошедшие восемь не считались, потому что я была не в себе и совершенно ничего не помнила.
— …где ты спал предыдущие ночи? — тихо просила я, не в силах сдержать внутренней дрожи и снова этого липкого смущения, когда Зверь вернулся в дом, выглядя теперь явно слегка растерянным. А еще очень возбужденным.
— Рядом с тобой, — глухо и хрипло отозвался он, на что кровь отхлынула от моего лица, а он быстро добавил. — Я лягу на полу. Или могу уйти на улицу, если ты хочешь.
Я молча покачала головой в ответ, видя, как в его глазах полыхнул этот неприкрытый восторг, от которого у Зверя перехватывало дыхание.