– Стой! – отчаянно закричала Екатерина, больше всего боясь, что молдавский солдат не поймет ее. – Не делай этого!! Нет!!!

Молдаванин обратил к ней перекошенное злобой лицо. Екатерина бросилась к нему, на ходу сдернула с пальца первое попавшееся кольцо, кажется, с крупным рубином, и протянула его:

– Послушай… Не убивай пленного! Я хочу купить его у тебя. Ты меня понимаешь?

Молдаванин нехотя поднялся, сделал рукой отрицательный жест и, отступив на несколько шагов, поклонился ей и произнес несколько слов на своем языке.

– Каралаш отдает татарчонка даром, коли тебе он нужен, – услышала Екатерина слова старика Шереметева. Фельдмаршал стоял рядом: оказывается, подоспел на помощь, несмотря на свою хромоту, и Екатерина оценила это. Как и неожиданный рыцарский поступок степного всадника, слов которого она не поняла, но угадала их смысл.

– Спасибо тебе! – поблагодарила Екатерина молдаванина. – Ты храбрый и благородный воин!

Тот только неопределенно пожал плечами, подобрал саблю и, прихрамывая, поковылял ловить своего коня под едкие смешки и грубые шутки русских солдат. Екатерина подошла к спасенному ею татарину, не совсем еще понимая, что собирается делать с ним. Мальчишка лежал на спине, закрывая окровавленное разбитое лицо руками, и тихонько подвывал, словно побитый щенок. От него и пахло, как от бездомного щенка, – псиной и мокрой шкурой.

– А ну, Порфирич, подними-ка басурманенка, пускай поглядит, кому жизнью обязан! – распорядился Шереметев. Денщик, недовольно ворча, сгреб пленного за ворот овчинной жилетки, рывком поставил на ноги и на всякий случай ловко закрутил ему руки за спину. Татарин поднял заплывшие кровянистыми опухолями глаза, которые были светлого серого цвета. Фима Скоропадская негромко взвизгнула и порывисто попыталась закрыть Екатерину своим телом, словно от опасности.

– Не боись, девонька, не укусит, он теперь смиренный! – добродушно засмеялся Порфирич, но на всякий случай пригнул пленному голову и что-то назидательно рявкнул по-татарски.

– Откуда ты знаешь русский язык? – удивленно спросила Екатерина, вспомнив, что именно крик о помощи на знакомом языке стал причиной этой странной встречи.

– Да благословит тебя Аллах, моя госпожа, – не совсем внятно пробормотал молодой татарин. – Моя мать русская, отец когда-то привез ее ясыркой[39] из набега и женился на ней…

– Обычное дело, – промолвил Шереметев. – Сколько девок да баб наших вот так пропало!

– Вот и возвращайся к матери! – решилась Екатерина. – Я прикажу, и тебя проводят из лагеря.

Но татарин вдруг горячо рванулся из рук Порфирича с такой силой, что тот заматерился и стиснул его еще крепче.

– Нет, моя госпожа! – отчаянно заговорил юноша, буквально захлебываясь словами или скорее кровью из разбитого рта. – Ты спасла меня от смерти, теперь я должен вернуть тебе службой за твое добро! Такова воля Всевышнего Аллаха! Не прогоняй меня, госпожа, я сильный и смелый! Я буду твоим самым верным нукером!

– Сильный и смелый? – искренне рассмеялась Екатерина, оглядев щуплую полудетскую фигуру татарина. – Ты еще слишком молод для службы…

– Молдаванина, однако, он свалил молодцом, – раздумчиво заметил Шереметев. – Щенок еще, конечно, но бойцовой крепкой породы. Раз уж помиловала, принимай слугу, Екатерина Алексевна! Псом твоим будет, покуда жизнь тебе в ответ не спасет. Так ему их закон велит!

– Послушай Шеремета, моя добрая госпожа! Шеремет мудрый! – ухватился за надежду пленный.

Екатерина потерянно посмотрела сначала на него, затем на Шереметева, затем на Порфирича и, наконец, на свою верную Фиму. Та кокетливо пожала смуглыми плечиками, слегка приоткрытыми широким воротом вышитой сорочки:

– Так вин же наполовину москалик, це вже не страшно! А мені тут так мужика не хватает… Помічника, я хочу сказати, принести чогось, вогонь розвести… Нехай залишається, а физиономию я йому вилікую!

– Хорошо, – согласилась Екатерина, ласково поглядев на спасенного. – Можешь оставаться. Никогда не думала, что воин из кочевого народа станет моим пажом…

Татарин удивленно уставился на свою госпожу, но служанка пояснила:

– Це означає: пахолком![40]

Это слово было татарину знакомо, и он с благодарностью закивал головой и, наверное, бросился бы к ногам Екатерины, если бы шереметевский денщик не продолжал удерживать его.

– Так как же твое имя, мой верный паж? – благосклонно улыбнулась Екатерина.

– Меня зовут Рустем! – гордо вскинул обритую голову юный кочевник.

– Это, сударыня Катерина Алексевна, означает «богатырь», что ли, – подал голос многознающий Порфирич и слегка «ослобонил» пленного, отпустив ему руки, но продолжая крепко удерживать за шиворот.

– Хорошее имя, – произнесла Екатерина. – Только, прошу тебя, Богатырь, помойся и смени эту одежду на что-нибудь… Что-нибудь более обыкновенное для нас, а то как бы тебя не приняли здесь за неприятеля!

К вечеру Рустем, раздобывший себе казачью шапку и синий жупан и вооружившийся саадаком с луком да стрелами и кривой саблей из недавних трофеев российского войска, вступил на стражу у шатра своей прекрасной госпожи, к большому неудовольствию караульного начальника. Эту стражу верному татарину было суждено нести до последних дней жены Петра Великого…

Отправляясь с могучей армией Петра Алексеевича в поход против «нечестивых агарян» (так презрительно называли османов российские офицеры), Екатерина и не помышляла, что ей придется пережить ее внезапный, ошеломляющий разгром и вторую осаду в своей жизни. Но, видно, всемогущий Господь посылает одни и те же испытания дважды. Особенно некоторым людям, стойким и мужественным, которых Он желает закалить в горниле невзгод, как сталь. А быть может, человек сам притягивает к себе одни и те же испытания, пока не извлечет из них какой-то очень важный, одному ему посылаемый урок? Так учитель повторяет непонятливым ученикам одни и те же азбучные истины… Вот и ей, сначала – Марте, теперь – Екатерине, Господь что-то повторяет, словно нерадивой ученице, вот только что?

Тогда была осада Мариенбурга, она жила в городе, осаждаемом московитами, под защитой пастора и любимого Йохана. А теперь она, Марта-Екатерина, находится в русском военном лагере, осажденном неисчислимой армией османов и крымскими татарами, и ни пастора, ни Йохана нет с ней рядом. Пастор Глюк умер (светлая ему память и Царствие Небесное!), Йохан, наверное, опять сражается на стороне шведской короны или скитается по миру… Рядом с ней ныне – человек, которого она любит лишь наполовину, точнее – любит светлую половину его души и так хотела бы не знать ничего о темной, страшной половине. Великий государь Всея Руси Петр Алексеевич, ее Петер…