Мужчина глубоко затянулся:

– То есть вы считаете, что Лут и был тем самым монстром.

– Я читала признание, – подтвердила Мила. – Там слишком много подробностей… Лут в деталях описывал, как душил девушек голыми руками, даже какие ощущения испытывал… Эти подробности не разглашались: только полицейские и настоящий убийца знали их.

– Значит, одно из двух: или Лут – истинный виновник, или он ясновидящий. – Священник осклабился, показывая желтые зубы.

– Один мой знакомый говорил, что «можно обмануть кого угодно, только не самого себя», – ответила Мила, цитируя отца своей дочери. – Лут не был мифоманом, знал, кто он на самом деле, понимал, что способен на жуткие вещи – например, на зверскую расправу с невинными жертвами… Поэтому покончил с собой прежде, чем его выпустили на свободу. Знаете как?

– Надел себе на голову пластиковый пакет, – тут же отозвался отец Рой.

– Именно… Испытал на себе такую же смерть, какую уготовил девушкам.

Сделав последнюю затяжку, Рой раздавил окурок в переполненной пепельнице, стоявшей рядом с ним.

– Если вы все знаете и уверены во всем, зачем тогда явились ко мне?

Пока священник закуривал следующую сигарету, Мила засунула под бокал еще одну банкноту.

– Вы были другом Лута, вам известно его прошлое… Я хочу понять, как рождается монстр.

⁂

Бериш взглянул на часы: почти девять утра, и беседа Милы с отцом Роем длится уже добрых двадцать минут.

Насколько ему было слышно через передатчик, подруга справлялась неплохо. Сразу обозначила явные несостыковки в деле и теперь не упускала ни малейшего противоречия в рассказе священника.

Если Энигма привел их сюда, тому есть веская причина. Они должны что-то увидеть или обнаружить какую-то истину, которую все проглядели.

– Норман происходит из обычной семьи, – рассказывал тем временем священник. – Отец владел пуговичной фабрикой, мать – домохозяйка. Единственный сын. В школе он вел себя прилично и учился прилежно: ребенком не выказывал никаких признаков душевного расстройства, которое впоследствии сломает ему жизнь.

Священник так много курит, чтобы голос стал хриплым, подумал Бериш. Но результат получался гротескный. Будто выступает старый клоун. Один из тех, что населяют страшные сны у детей.

– У меня такое впечатление, будто вы хотите сказать, что какая-то ужасная драма разрушила эту идиллическую картину, – подстегнула его Мила.

Осторожней, мысленно предупредил ее полицейский. Если станешь подвергать сомнению каждое его слово, он, того гляди, начнет говорить только то, что ты хочешь услышать: ведь, по сути, его интересует лишь одно: выманить у тебя пару лишних банкнот.

Но Бериш решил пока не вмешиваться, ничего не говорить через передатчик. Не хотел отвлекать ее.

– Когда ему исполнилось девять лет, произошло событие, которое все изменило, – подтвердил священник. – Норман вернулся из школы и обнаружил, что отец пришел с работы пораньше и родители ссорятся в гостиной. Мальчик спрятался, хотел послушать, о чем они говорят… Если в двух словах, Грегори Лут обвинял жену в многочисленных изменах. Она упорно отрицала это, но в конце концов сдалась и во всем призналась: только, вместо того чтобы изобразить раскаяние, женщина сказала мужу, что рада была унижать его, развлекаясь с другими мужчинами. Грегори, ослепленный бешенством, схватил ее за горло и задушил.

Эта деталь немаловажна, подумал Бериш, ведь монстр УНИКа убивал тем же способом. Все складывалось в цельную картину и указывало на то, что Норман Лут виновен.

Оставалась только проблема алиби, какое он имел на время всех трех преступлений.

Полицейский сказал себе, что Лут, вероятно, как-то исхитрялся покидать психиатрическую клинику. Или кто-то помогал ему уходить и возвращаться.

– Убив жену, Грегори обнаружил затаившегося сына. Он велел мальчику собрать чемодан: им нужно уехать. Норман послушался и через короткое время сел в машину вместе с отцом. Они проехали восемь километров, не больше, а потом, когда пересекали один из мостов, ведущих за пределы города, Грегори остановил машину прямо посреди дороги, вылез и молча направился к парапету.

– Боже правый! – вырвалось у Бериша при мысли о том, что испытал бедный ребенок, на глазах у которого оба родителя погибли такой ужасной смертью.

– Кто потом взял на себя заботу о Нормане? – спросила Мила.

– Ближайшие родственники, но очень скоро спихнули его социальным службам – под предлогом, что там он получит лучшую психологическую поддержку, с учетом того, какую трагедию он пережил… В итоге суд постановил, что ребенка можно отдать на попечение, а если получится, то и на усыновление.

– Но он не прижился ни в одной из семей, – предположила Мила.

– Кому нужен ребенок, который видел, как его отец расправился с матерью, а потом покончил с собой? – с горечью подтвердил священник.

Бериш знал, что он прав. Таких ребятишек называли «дети ужаса», они навсегда оставались помечены виной тех, кто их произвел на свет.

– Норман в конце концов попал в психиатрическое заведение для несовершеннолетних. На самом деле он находился в совершенно здравом уме, его пристроили туда только потому, что никто не хотел с ним возиться.

Абсурд, подумал Бериш. Они заранее решили, что пережитое причинило Норману непоправимый вред. И он, живя между душевнобольными, сам стал таким же.

– Как вы познакомились с Норманом Лутом? – спросила Мила.

– Когда он достиг совершеннолетия, доктора постановили, что он может вернуться в большой мир. – Священник насмешливо хохотнул. – Единственным местом, куда он мог направиться, был дом, унаследованный от родителей после их смерти.

Поверить невозможно, изумился Бериш. Вернуться туда, где началась вся трагедия его жизни, было не лучшим выходом.

– Норман не хотел там оставаться… Однажды он прочел в газете, что я сдаю двухкомнатную квартирку над гаражом дома священника, и явился ко мне.

Откинувшись на сиденье, Бериш взглянул на постройку, которую заметил, когда подъезжал; к ней вела дорожка, огибающая игровую площадку. В самом деле, поверх гаража – квартира, и объявление: «Сдается».

Раз там до сих пор никто не живет, значит это последнее пристанище Нормана Лута.

Может, есть смысл пойти посмотреть.

Мила была довольна тем, как проходила беседа с отцом Роем: спокойная, ничуть не похожая на допрос. Раз Бериш до сих пор не вмешался, значит и его все устраивает.

Тут священник закашлялся, сплюнул мокроту в грязную бумажную салфетку, которую вынул из кармашка пижамы.

Мила продолжала задавать вопросы:

– Как долго Норман жил в квартире над гаражом?

Отец Рой уставился на потолок, стараясь собраться с мыслями.