Нет, мысленно возразила она. Это плод больного сознания убийцы. В этих цифрах нет никакой логики, только хаос и смерть. Единственное кредо Подсказчика.

Мила перестала что-либо понимать. Может быть, ответ кроется в других элементах, которые она вынесла из своего второго захода в «Запредел»: старая мебель, черная роза. Но она уже ни в чем не была уверена.

Бериш вернулся почти в полдень. Бросил на стул намокшее под дождем пальто и налил себе выпить.

– Все в порядке? – спросила Мила с некоторой опаской.

Полицейский сделал глоток, прежде чем ответить:

– Да, все в порядке.

Хич подошел к хозяину, почуяв непривычный запах от его одежды. Бериш отстранил пса, отвел его морду в сторону.

Мила не стала спрашивать, как он уничтожил следы их утреннего визита в дом каноника и как избавился от трупов оскопленного священника и незнакомца, который выдавал себя за отца Роя. Знала, что сыщик, столько лет проработав в полиции, всяко завязал в преступном мире знакомства, которые могут оказаться полезными в случае нужды. Но друг выглядел расстроенным, и это не нравилось ей.

– Что там в дневниках Лута? – спросил он, чтобы сменить тему.

Мила подняла тетрадку и пролистала страницы перед его глазами.

Бериш покачал головой.

– Это нам ни о чем не говорит… – заметил он.

– Если бы мы приблизились к разгадке тайны, то нашли бы новые координаты для входа в «Дубль».

– Значит, придется начинать все с начала…

– Почему? – С этим Мила не могла согласиться.

– Потому, что теперь мы вынуждены подвергнуть сомнению все, что сказал нам лжесвященник: солгал ли он, чтобы направить нас по ложному следу, или рассказал правду, которую отец Рой уже не мог нам поведать, поскольку давно мертв?

– Следует отталкиваться от фактов… А факты свидетельствуют, что Норман Лут сознался в преступлениях, приведя подробности в таком изобилии, потому что знал, – возразила Мила.

– Но его алиби действует, – заметил Бериш.

– Однако после того, как он покончил с собой, ни одна студентка не погибла.

Саймон одним глотком осушил бокал.

– Всему этому обязательно должно быть какое-то объяснение.

– Числа в дневниках понятны лишь больному сознанию безумца, но это, конечно, не простое совпадение, – с уверенностью заявила Мила. – В них – доказательство того, что Норман заходил в «Дубль» и, возможно, был знаком с Энигмой.

– Эти числа – еще не доказательство, – возразил Саймон, хотя ему и нелегко было опровергать ее слова. – Мы должны превратить их в доказательство…

– Но как? – Мила совсем пала духом.

– Продолжить расследование, – ответил Бериш чуть ли не с яростью. – Поискать там, где мы еще не искали, сунуть нос туда, докуда еще не добрались, покопаться в дерьме, в которое еще не наступали.

Мила ни разу не видела его таким ожесточенным.

– Мы условились считать, что имеем дело с серийным убийцей, если он убил по меньшей мере три раза одним и тем же способом. Но кто сказал, что это обязательно так? Мы приняли такое решение только потому, что узнаем о его существовании слишком поздно, тогда, когда он уже нанес удар. И тешим себя подсчетами, раз уж не смогли вовремя остановить его!

Мила не понимала, к чему он клонит.

– И что мы делаем, обнаружив очередного серийного убийцу? Ждем, когда он убьет снова, в надежде, что на сей раз он допустит какую-нибудь ошибку…

В серийных убийцах плохо то, что они не в силах остановиться. Хорошо в серийных убийцах то, что они остановиться не в силах.

– Так вот, сегодня мы пошли по тому же пути, – заключил Бериш, по-прежнему виня себя во всем. – Кинулись допрашивать священника, хотя главный вопрос следовало задать себе самим… Как серийный убийца учится убивать?

Мила наконец-то поняла.

– Этому его учит первая жертва.

⁂

На основании каких характеристик серийный убийца выбирает себе жертвы? Для криминологов это один из ключевых вопросов.

Зачастую убийству вовсе не предшествует выбор. Достаточно того, что жертва – женщина и что она оказалась в правильном месте. Правильном с точки зрения убийцы, разумеется.

Иногда же направленность на определенный тип жертвы обусловливается чистой случайностью. Мила помнила серийного убийцу, который насиловал и резал на куски только официанток, работающих в баре. Когда его поймали, он признал, что никакой особой причины не было: поскольку первая убитая женщина работала официанткой в баре и убийство сошло ему с рук, он решил продолжать в том же духе. Можно сказать, из суеверия.

Но имелась и более глубокая связь: для серийного убийцы повторение способа совершения является таким же источником удовольствия, как и само убийство. Это значит для него, что он хорошо делает свою работу. Мысль о том, что он изобрел метод убивать и при этом не быть пойманным, греет ему душу, подпитывает эго, размышляла Мила.

«Если торт выпекается на славу, зачем менять рецепт? – часто повторяла она слова человека, который ее всему научил. – Со временем, набравшись опыта, ты можешь его усовершенствовать. Иногда можешь даже позволить себе заменить какой-то ингредиент. Но не станешь его коверкать, рискуя тем, что тесто не пропечется».

Леа Мьюлак, белокурая студентка в очках, сделалась прототипом жертвы для монстра УНИКа. Она же и предшествовала всем прочим.

Каждый убийца имеет свой идеал жертвы, припомнила бывший агент полиции.

Мать девушки жила в красивом многоквартирном доме у залива. После смерти дочери она развелась и год назад вышла замуж за адвоката.

Мила и Бериш постучались к ней в дверь, в надежде, что в это дождливое воскресенье застанут ее дома.

Прислуга провела их в просторный салон с окнами на море. Семь лет прошло с тех пор, как Барбара Мьюлак чуть ли не каждый день звонила в Лимб, спрашивая, как продвигается расследование по поводу исчезновения ее дочери. Через несколько месяцев звонки стали реже. А когда в полиции решили, что Леа входит в число жертв монстра УНИКа, связь оборвалась вообще.

Едва Барбара Мьюлак вошла в комнату, Мила тотчас ее узнала. «Такое выражение застынет и на моем лице, если не удастся найти Алису», – сказала она себе.

Бессилие и смятение.

На женщине был серый комбинезон из синели. Волосы, все еще светлые, она подкрашивала: возраст давал о себе знать. Пряди были собраны в конский хвост, что подчеркивало ее невероятное сходство с дочерью.

Барбара Мьюлак расплакалась.

– Вы ее нашли? – спросила женщина еле слышно.

Мила бросилась к ней, хотела поддержать.

– К сожалению, нет…