– Мне кажется, – размышляя и сам с собой советуясь, произнес Карл, – еще пара доводов, и я соглашусь.

– Поздно, ваше величество, – сказал Аббио. – Я прошу прощения, что в третий раз произношу эту фразу. Мы пригласили пятого рыцаря. Он готов к участию в турнире, и его палатка уже стоит рядом с моей. Отказать ему сейчас значило бы оскорбить рыцаря и воина. Утверждение полного состава – это как раз еще одна из причин, которая заставила нас нанести вашему величеству столь поздний визит. Опять – поздний… Как беден мой лексикон… – Аббио позволил себе шутить, и из этого можно было сделать вывод, что он уже отмяк душой после дневных нелегких и неприятных дел.

– И кто этот рыцарь? – спросил Бернар, опережая племянника, тоже заинтересовавшегося. – Я всегда думал, что знаю всех рыцарей Европы, способных занять место среди зачинщиков по достоинству.

– Ваше величество, монсеньор, господа, я прошу меня извинить, но рыцарь пожелал выступить в турнире инкогнито. У него, очевидно, есть для этого свои причины. Однако я и князь Бравлин готовы поручиться за его честь и высокие человеческие достоинства.

– Вы говорите, господин Аббио, что палатка нового участника расположена рядом с вашей? – спросил до этого молчавший Алкуин.

– Да, господин аббат. Рядом с моей.

– Новый рыцарь прибыл с большой свитой. Я видел его прибытие.

– С ним около десятка дружинников.

– Да-да… Такой очень высокий, мощный воин… – и аббат спокойно отодвинулся в тень так, чтобы никто не понял по его вопросам, зачем он спрашивал.

– Кстати, – всматриваясь в глубь палатки, наклонился вперед король, – ты выполнил мою просьбу? Относительно другого высокого мощного воина…

– Да, ваше величество, – из темноты ответил Алкуин. – Я сходил к князю Ратибору, но он не пожелал меня принять. Вернее, его оруженосец не пустил меня дальше первого помещения, заявив, что рыцарь отдыхает. Оруженосец у него, кстати, славянин.

– Ничего удивительного, – добавил Кнесслер. – У Ратибора мать славянка, и этот оруженосец рядом с ним, наверное, с детства.

– Странная личность… – сказал Карл задумчиво. – Он меня беспокоит. Посмотрим, как он будет выглядеть завтра на ристалище. Да, кстати, мы чуть было не забыли, у вас есть, кажется, еще новость?

– Да, ваше величество, – подтвердил Аббио. – Новость не слишком приятная, и я боюсь, как бы она не сорвала проведение турнира, если сумеет вас сильно обеспокоить.

– Что, на завтра назначен конец света? – опять из темноты сухо спросил Алкуин. – Более веского аргумента для отмены турнира и срыва всех планов короля я не вижу.

– В Рароге произошло восстание бояр. Князь Годослав в отъезде. Бояре, объединившись с небольшим отрядом герцога Гуннара, убили князя-воеводу Дражко и захватили город. Следует ожидать скорого вступления войск Готфрида в земли бодричей. Их армия давно уже концентрировалась на северной границе княжества. Датский король опередил вас, ваше величество, – Аббио постарался придать своему голосу трагические нотки.

– А полки Годослава?

– Бояре надеются, что дружинники поддержат их. Они обещали вернуть в княжество вече, которое разогнали князья несколько поколений назад, чтобы править единолично и самостоятельно. В этом вопросе бояр могут поддержать храмы, которые были больше всего недовольны разгоном вече и до сих пор сдержанно относятся к княжеской власти. Готфрид же с помощью своего дяди герцога Гуннара ловко воспользовался ситуацией…

– Пусть так, – усмехнулся Карл. – Новость в самом деле не из приятных. Но не отменять же из-за этого турнир, в самом-то деле. Я с удовольствием помогу бедному Годославу изгнать захватчиков с его земель. Тем более что это нисколько не противоречит моим собственным планам. И даже признаюсь, что имею большое желание повыщипать перья из хвоста «датского коршуна». Он, кажется, зять Годослава? И воспользовался этим, чтобы сделать своему королю подарок величиной с княжество…

– Я часа полтора назад разговаривал, ваше величество, с тем очень высоким волхвом-бодричем по имени Ставр, которого вы знаете и который давал сегодня советы эделингу Аббио, – совсем уже не показывая из темноты лица, сказал Алкуин. – Волхв рассказал мне о событиях в Рароге не совсем так. Только часть бояр выставила вместе с данами свои дружины. Бояре же и наняли подлого убийцу, чтобы тот убрал с их пути известного воина и полководца ободритов князя-воеводу Дражко. В итоге убийца сумел только ранить Дражко. До этого герцог Гуннар пытался принудить дочь к тому, чтобы она отравила мужа. Княгиня рассказала все Годославу. Потом Годослав куда-то уехал по своим делам, и была предпринята попытка захвата власти и убийства князя-воеводы. Дело у бояр и у данов чуть было не получилось. Но пока князь-воевода был в бессознательном состоянии, командовать обороной дворца стала жена Годослава княгиня Рогнельда. Командовать с женской хитростью и коварством, как не смог бы сам князь-воевода Дражко. Она вышла на площадь и пригласила «в гости» старого герцога Гуннара, своего отца, который все это задумал и претворял в жизнь, командуя боярами. Тот пошел за дочерью смело, памятуя свое былое влияние и страх, который он вселял всегда в сердце дочери. Герцог не учел, ваше величество, что миром все-таки правит не страх, а любовь, вопреки мнению монсеньора Бернара. Когда они вошли в двери, Гуннара подняли на копья, а его отряд просто расстреляли с галереи стрельцы. Восстание бояр подавлено, княжеская власть у бодричей стала еще сильнее, а короля Готфрида они ждут, приготовив ему такую теплую встречу, что бедному датскому монарху может стать невыносимо жарко даже в его северных широтах.

– Так кто же прав? Чьи сведения вернее? – спросил король.

– Я не могу поручиться за точность своих сведений, ваше величество, потому что ко мне они пришли через вторые руки от купца, в страхе сбежавшего из Рарога в самом начале восстания, – Аббио отступил на шаг, закусив губу. Ему не удалось стать первоисточником важных вестей и таким образом приблизиться к королю.

– Пусть будет так, – согласился Карл, – но где же сейчас находится Годослав? Вы сказали, что его нет в Рароге и этим воспользовались подлые бояре… – король бросил непреднамеренный взгляд на стенку палатки: там, за этой стенкой, стояли палатки франкской знати.

– Этого не знает никто, ваше величество.

– Я думаю, что Годослава можно поискать и в Хаммабурге, – сказал Алкуин.

– И может статься, что он участвует в нашем турнире? – король встал, усиливая этим значение своих слов. – Тогда я хочу его видеть… Я непременно хочу видеть Годослава и говорить с ним! Он даже заочно вызывает у меня симпатию…

– Его можно поискать… – тихо сказал Алкуин, но при этом выдвинулся на свет и внимательно посмотрел на эделингов.

Берфруа шумели неистово, с восторгом, захлебываясь от радости, ощущая собственное право высказывать не чье-то мнение, а собственное. И это было даже не мнение, а просто противомнение, если есть такое понятие. Мнение высказал король. А они имеют противомнение. И радуются, что почти в лицо королю имеют право показать его все вместе, хотя ни один по отдельности на это не решился бы.