И что мне делать?

С чего начать?

Столько всего уготовил для подлой сучки, что сам запутался, не попаду за что браться.

Смотрю на неё, такую немощную, такую ничтожную… и почему-то в голове слышу голос ублюдка-отца:

«Больше всего на свете я ненавижу предателей. Знай это, сын! Усвой урок жизни! И будь таким, как я. Иначе, больно обожжешься, сделав ошибку…»

Это был тот самый единственный момент, когда я согласился со словами покойного мудака.

Сделал круг вокруг дивана, растягивая удовольствие. Медленно, не спеша.

— Что мне с тобой сделать, Крош-ка?? — оскалился, чувствуя, как тело трясёт и корежит от желания разорвать дрянь на куски. — Придушить, на кусочки порезать, или оттрахать до последнего вздоха?

В штанах стало нереально больно!

Да! Оттрахать!

Трахать её хочу! Чтобы кричала и рычала!

Чтобы рыдала, пока я буду резать её изнутри своим острым членом, а зубами откусывать кусок за куском! Начиная с сосков. Нежных таких, сладких как шоколад. Я до сих пор помню какие они на вкус… Как наркотик. По которому я истосковался, будто конченный наркоман.

Смотрю на неё и в то же время испытываю букет противоречивых чувств.

Изменилась. Повзрослела.

Щипаю себя за запястье, тру глаза, потому что не верю, бляха, что она тут! Передо мной! Не иллюзия. А самая, что ни на есть, реальная реальность!

Господи! Как же я долго ждал этого момента.

С ума сойти…

Красивая. Она стала ещё шикарней, спустя долгие, не знающие жалости годы.

Стройная, женственная. Из хрупкой девочки, превратилась в желанную женщину. Узкие бёдра округлились, грудь увеличилась и набухла, а пышные, ароматные волосы стали ещё длиннее.

Из одежды — бежевая блузка и клетчатая юбка… Ей охренительно идёт.

Как же хотелось провести кончиками пальцев по нежному, бледно-розовому лицу. Запустить руки в пышную копну волос, пропустить мягкие локоны через пальцы. Как же хотелось, наплевав на запреты прошлого, рывком рвануть малышку на себя и прижать к груди.

Как же хотелось уложить Соню спиной на стол, широко раздвинуть ножки и ворваться в глубины незабываемого Рая!

Соскучился. Изрыдался. Изголодался, бл*ть!

Разум помнит. Тело помнит. Член, чтоб его, и тот рвётся в трусах, потому что тоже помнит! Как хорошо нам было. Какие грани любви мы испытывали, познавая новые сумасшедшие ощущения, познавая тела друг друга…

Она ведь такая тёпленькая и такая маленькая, беззащитная.

Но… Но подлая, двуличная, лживая СТЕРВА!

Было больно смотреть на её раны на руках, оставленные клятой веревкой.

Забил бы на все. Забыл! К сердцу щекой прижал, обласкал бы всю поцелуями…

Если бы душа так не болела… Если бы там, за стальными, ржавыми прутьями гиблого карцера, меня не превратили в бешеного зверя.

Не сегодня. Крошка.

Тем более, не сейчас.

А как же мои раны? И шрамы! На сердце и на исполосованной тупыми лезвиями душе, которые ты оставила мне сама! Лично! Своими ангельскими руками!

Кто о них позаботится?? Кто их подлечит, кто залатает?!!

Вспышка молнии в голове! Гром в ушах.

А по лицу будто заехали кирпичом

Да так, что в глазах замигало!

Приятные воспоминания мигом перевоплотились в бурлящий яд, а разум швырнуло с райских небес в гиблое пекло, и я вновь обернулся в БЕЗЖАЛОСТНОГО монстра.

Она будто почувствовала этот мощный токовый заряд на себе.

Наверно потому, что я прожигал и жрал её лакомое тело взглядом до самых костей.

Застонала, мотнула головой вправо, облизала кончиком языка сухие губы.

Клетчатая юбка задралась, оголяя стройные, восхитительные бедра. А тоненькая блузка намокла от пота и волнения настолько пошло, что прилипла к полупрозрачному кружевному лифчику

И меня, пизд*ц как накрыло!

Тогда я понял — время пришло.

Самое время начать платить по счетам.

Крошка.

— Умоляю! Не н-надо! Д-Давиид…

Забилась под ним. Голая, осквернённая, обнаженная. Пока этот бешеный монстр рвал на мне одежду, жрал мои вопли, облизывал языком горькие слезы…

— Молчи! — стальная хватка в области израненных запястий лишь усилилась. Сжал мои руки. С силой сжал! С такой, что глаза из орбит полезли. — Не смей больше НИКОГДА произносить МОЁ имя!

Рычит и снова рот затыкает, безумным, кровожадным поцелуем. Губы кусает и больно языком нежное нёбо таранит, заставляя распахнуть глаза от шока и ужаса, потому что я уже начинаю задыхаться и рыдать от зверства, боли и нехватки воздуха!

— Выслушай м-меня! — мычу, верчу головой в разные стороны. Но Давид будто не слышит! Будто заперт в невидимом, непробиваемом коконе.

— Ещё хоть одно слово! И я разобью тебе губы раньше, чем трахну!

Страшно!

Боже!

Как же мне страшно…

Нет. Это не он.

Не мой Давид. Не настоящий! Ласковый, заботливый, охраняющий меня как преданный сторожевой, который готов разорвать любого, выдрать глаза, раздробить челюсть, если тот посмеет прикоснуться, косо посмотреть, или же сказать какую-либо гадость в мою честь.

Это вышедший из ума Сатана, прямиком из Ада.

В нем нет больше ни капли людского. В нем бурлит лишь ненависть и насилие.

Вот, что тюрьма делает с людьми.

Превращает их в монстров.

Но как такое возможно?

Я думала он умер… Давным-давно.

Оказывается… и в этом случае… меня пичкали мерзкой ложью!

Если… Если Давид действительно не воскрес из мертвых и не вернулся за мной вершить возмездие.

Ибо его, некогда наполненные любовью глаза, сейчас горели чёрным пламенем, не как у человека, а как у реального Дьявола из жутких картинок интернета. Улыбку изувечил страшный оскал. А прикосновения ошпаривали до ран.

Он причинял мне мучительную боль!

Не только грубыми поцелуями и толчками члена внутри моего дрожащего тела.

Но и, в первую очередь, словами.

Навалился с такой силой, что практически расплющил в лепёшку, вжав огромным, каменным торсом в диван. Ноги раздвинул и я, что было мощи закричала ему в рот, забившись на последнем издыхании.

Даже не поняла, когда он успел избавить меня и себя от одежды.

Наверно, это произошло в тот момент, когда Давид принялся душить меня языком. Целуя взасос так люто, как никогда прежде не целовал!