Когда я приехал в отель, мистер Джордж Т. Мэрэй, американский посол, аккуратный маленький человечек в очках, с седыми усами, сидел за завтраком.

– Мистер Рид, – сказал он сухим трескучим голосом, – я очень рад видеть вас в Петрограде. Вы доставили посольству очень много беспокойств, очень много! Теперь, мистер Рид, я не желаю возобновлять разговор о вашем неблаговидном поведении, но мой лучший совет вам – покинуть Россию немедленно и кратчайшим путем.

– Покинуть Россию, – произнес я, весьма удивленный, – зачем?

– Почему? – ответил он с раздражением. – Это совершенно ясно. Вас прислали сюда под конвоем…

– Вовсе нет, – возразил я, – нас отпустили и сказали, что мы можем вернуться в Бухарест.

– Бухарест? – недоверчиво произнес он. – Но я уведомлен из министерства иностранных дел, что вас должны доставить сюда под конвоем и выслать из России. Если же это не так, я все-таки советую вам выехать из этой страны как можно скорее.

– Но что же я сделал?

– Депеши, которые я получил из министерства иностранных дел относительно вас, мистер Рид, были очень тревожны – положительно очень тревожны. Офицеры, которые обыскивали вас на фронте, донесли, что они нашли у вас фальшивый паспорт и рекомендательные письма к лидерам еврейского антирусского революционного общества. Сверх того, вы вступили в русскую военную зону, не имея соответствующих разрешений.

– Но мой паспорт был выдан в Вашингтоне, – возразил я, – и у меня не было никаких писем к евреям каких-либо партий. Все мои бумаги мне вернули в Холме – они со мной, если желаете их видеть. Что же касается вступления в военную зону без разрешения, то у меня были пропуска от двух русских генералов, от генерал-губернатора Галиции, письмо от князя Трубецкого и поручение от американского посланника в Бухаресте.

Мистер Мэрэй бросил на меня взгляд крайнего недоверия.

– Хорошо, мистер Рид, – холодно сказал он, – но ваше объяснение положительно не согласуется с утверждением русского правительства.

А случилось вот что: офицеры, арестовавшие нас в Холме, были весьма смущены, увидав наши пропуска. Незадолго перед этим немецкие шпионы деятельно работали в этой местности, и этим офицерам влетело за это. Они чувствовали, что им необходимо поймать каких-нибудь немецких шпионов. Мы явились козлами отпущения. Список еврейско-американских граждан показался подозрительным человеку, который рассматривал наши бумаги, и, кроме того, не понимая по-английски, он не мог прочесть наших документов. Может быть также, в холмском штабе нашли, что проявили чрезмерное усердие и испугались, что придется отвечать за то, что держали под арестом англичанина и американца. Кто-нибудь выдумал это дикое обвинение и послал его великому князю, надеясь, что таким образом покончат с нами. Русские имеют обыкновение так работать.

Факт тот, как мы узнали впоследствии, нас решено было расстрелять в Холме. Но американский и английский послы настояли, чтобы нас переслали в Петроград…

На следующий день я отправился в американское посольство узнать, как обстоят дела. Первый секретарь дал мне понять, что я налгал, так как мои объяснения и объяснения министерства иностранных дел не совпадали.

– Я думаю, – сказал он, – что вы будете высланы через Стокгольм или Владивосток. По-моему, вам лучше спокойно ожидать в отеле.

– Но посол посоветовал мне самому уехать отсюда.

– И не пробуйте уезжать, – многозначительно сказал он, – ни в коем случае.

– Но мне надо вернуться в Бухарест! – воскликнул я. – Разве посольство допустит, чтобы нас выслали через Стокгольм или Владивосток из-за каких-то ложных обвинений?

Он холодно ответил, что посольство ничего не может сделать.

В британском посольстве, куда я дошел вместе с Робинзоном, первый секретарь только рассмеялся.

– Это положительно смешно, – сказал он. – Само собой, они не могут выслать вас из России. Опишите всю эту историю, и мы поступим сообразно вашему изложению фактов. Если мистер Рид пожелает, то мы будем рады оградить также и его.

Через два часа из британского посольства была отправлена нота в министерство иностранных дел, заверяющая наши документы и гарантирующая невинность наших поступков.

Спустя некоторое время я снова встретился с мистером Мэрэй в вестибюле отеля.

– Как, мистер Рид, – сурово произнес он, – вы все еще в России?

– Ваш первый секретарь приказал мне ни под каким видом не уезжать отсюда.

– Так он сказал? – произнес неуверенно посол. – Но я предпочел бы не видеть вас в этой стране, мистер Рид. Ваше дело – большая забота для меня!

В России все делается очень медленно и необычайно странно. Три недели спустя пришло распоряжение в оба посольства: что мистеры Рид и Робинзон могут оставаться в России, сколько им будет угодно, но, когда они будут уезжать, они должны покинуть страну через Владивосток.

– Ничего нельзя было сделать, ничего, – сказал мистер Мэрэй, – но я поговорю с Сазоновым.

Секретарь британского посольства был в высшей степени возмущен.

– Не уступайте, – говорил он, – посол сам немедленно заявит свой протест мистеру Сазонову.

Сэр Джордж Бьюкэнэн, британский посол, считал все это дело пустяком. В тот же день он говорил с министром иностранных дел.

– Я нахожу, что ваши люди очень недальновидны, – сказал сэр Джордж, – эти корреспонденты оказали союзникам неоцененные услуги в американской прессе. Они приехали в Россию, чтобы писать о здешних делах благожелательным образом. Вы просто создадите предубеждение в Америке против России.

– Все равно, – сказал Сазонов, – с их стороны было очень наивно въезжать в Россию таким образом.

– Они не более наивны, чем ваши собственные военные власти, – возразил сэр Джордж.

Через неделю мистер Мэрэй встретил меня в вестибюле и дружески протянул руку.

– Ну, мистер Рид, – сказал он, улыбаясь, – как идут ваши дела?

– Я думал, вы похлопотали о моих делах, мистер Мэрэй, – отвечал я. – Говорили вы с мистером Сазоновым?

– Я имел дружескую беседу с мистером Сазоновым. Он меня уверил, что ничего нельзя сделать. Запомните, мистер Рид, что я не буду виноват, если вы попадете в неприятное положение. Вспомните, что я откровенно советовал вам сразу уехать из России, я и теперь советую вам сделать то же – через Владивосток.

Десять дней спустя мы попытались бежать. Взяткой в тридцать пять рублей мы убедили петроградскую полицию поставить на наши паспорта официальный штамп: «Разрешен проезд через границу», и однажды вечером мы вышли, переменили несколько раз извозчиков и выехали поездом на Киев и Бухарест. Но на следующее утро, в Вильно, в наше купе вошел улыбающийся жандармский офицер и разбудил нас.

– Тысяча извинений, – сказал он, не спрашивая, кто мы и куда едем. – Я имею приказ по телеграфу попросить вас сойти здесь с поезда, вернуться в Петроград и немедленно оставить Россию через Владивосток.