– Я хотела узнать, могут ли фамильные морфы действовать без приказа, по своему разумению? – понизив голос, спросила у старика. – И могут ли пойти против хозяина?

– Нет, никогда! – резко замотал головой Бэнси. – Морф не навредит семейству, в котором служит. Он заключает магический контракт, в котором упоминаются имена всех, кому морф обязан подчиняться. В него сразу вносят детей, внуков, как только те появляются на свет. Контракт магически связывается с «родовым древом» – это такая старая книга, в которой записаны все предки и потомки. Морф клянется действовать в их интересах до конца жизни.

– И никаких лазеек? – чутье не позволяло мне отказаться от столь стройной теории, но пока не получалось нащупать подвох.

– Если между представителями рода лютая вражда, морф имеет право выбрать сторону и действовать в неоспоримых интересах кого-то одного, – Бэнси пожал мохнатыми плечами, его синий форменный жилет всколыхнулся. – Как правило, морф из двух выбирает старшего и более авторитетного представителя рода.

Карповских осталось всего двое. Недаром Ангелика так озабочена наследниками. Может ли она думать, что понимает лучше сына, чью сторону поддержать в этой борьбе?

– У вас проблемы, беспокойная мисс? Совсем бледненькая, – подлетел вдруг Филиппе и мягко пихнул меня плечом, помогая выйти из оцепенения.

– Да… И еще какие… Кажется, один морф все это время просматривал старые рукописи, – медленно выдавила я. – И едва не совершил несколько убийств.

– Чушь! Морфы не убийцы, моя дорогая. И твое слово «едва» тому доказательство, – старый почтовик в намеке приподнял бровь. – Как я понял, все остались живы?

– Только чудом!

– Иногда чудеса можно спрогнозировать, – философски заметил дядя Бэнси и почесал линяющую макушку.

– Он построил ментальный лабиринт в голове одной из пострадавших! Он мог навредить своему хозяину. Точно мог!

– Кхм, – задумался старик и почесал теперь мохнатое ухо. – Кхм. Да, ментальная ловушка для сознания могла… Могла… Но как?.. И зачем?

– Морф-контрактник не может действовать в своих интересах, это все знают! – вмешался Филиппе, снова с грохотом материализовавшийся рядом со мной. Оказывается, он успевал отойти, но уже вернулся. – Только на благо семейства, которому служит. Всем его членам или кому-то конкретному… Но лазейка есть!

– Филиппе! – рыкнул на него дядя и пригрозил пальцем.

– А что Филиппе? – невинно хлопнул изумрудными глазами молодой морф. – Вот если он сам убедит себя, что действует в интересах магического рода…

– Тогда сможет нарушить клятву, – понимающе выдохнула я.

– Даже в этом случае он не станет вредить господину, – строго выдал пожилой почтовик. – Слово для морфа – закон!

– Погодите! – меня вдруг озарило. До чего же просто и нелепо! – А если хозяин в контракте был назван князем и имел одну фамилию, а потом отказался от титула, уехал из поместья и изменил имя? Но не официально, а только на словах?

– А морф слышал эти слова? – флегматично уточнил старик.

Я быстро закивала. Слышал, возмущался и «разорялся больше всех», как сказал Андрей.

– Хмм… А тогда твой князь уже и не господин ему, – согласно кивнул дядя Бэнси и принялся заполнять какую-то квитанцию. – Как я сказал, молодая леди, слово для морфа – закон.

«Не господин». Два слова отдавались в голове гулкими молоточками. Не господин… Это что же, все время была игра? Все эти бряцанья подносом и недовольный взлохмаченный вид?

– У нас свои правила и обычаи, мы верим в законность слова, – пояснил почтовик. – Например, разводясь с супругами – у нас их положено по три на каждого морфа, – достаточно сказать, что больше не желаешь их видеть. Это считается свершенным бракоразводным процессом. То, что для вас, людей, просто слова, для морфа – приказ или официальное заявление.

«Не господин»… Почему-то защипало нос и захотелось расплакаться. Может, дело в Париже и в этой почте. Мне будто снова было тринадцать, а вокруг бурлил незнакомый, чужой, непонятный мир, затягивая меня в свой безумный круговорот.

– Пойми меня правильно, любознательная мисс: как в любом юридическом вопросе, здесь нет прозрачности. Все расплывчато, – дядя Бэнси вдруг перегнулся через стойку и сделал вид, что щелкает меня по носу. Не касаясь. – Верный морф может притвориться, что не услышал слов отречения, и продолжать служить этому человеку, являться на зов, помогать в хозяйстве… Но при этом он не обязан. И может в любой момент пойти на сделку с совестью. А если сочтет мага недостойным своей службы – то и разорвать контракт в одностороннем порядке.

– Нед-дос-стойным? – запинаясь, пробормотала я.

Как можно такое подумать о Мрачном Демоне? Самом достойном человеке из знакомых мне?

– У морфов свои представления о чести, молодая леди.

– Простите… Можно последний вопрос?

– Спрашивай.

– Сколько вам лет?

– Триста сорок два, моя дорогая…

Я поперхнулась. А он недурно сохранился для своих лет! Это сколько же тогда Филиппе? Около пятидесяти?

– Ох… Морфы живут так долго?

– В хороших условиях и больше. Нас немного, но мы крепкие ребята.

– А вы когда-нибудь служили Высшему магу? – затаив дыхание, спросила я.

– Конечно. Это честь для любого морфа. Но тот род прервался пару сотен лет назад… Последний его представитель скончался в доме для душевнобольных после Темной битвы, – вздохнул Бэнси. – В той войне много кто потерял себя.

Старик сентиментально прослезился – не знала, что морфы это умеют, – и меня затопило неловкостью. Будто подсмотрела чужую тайну. Я взглянула на часы, стрелка которых как раз громко щелкнула… Тролль всемогущий! Пока я тут гуляю по местам своей юности в Париже, парижская юность вот-вот сама начнет гулять по Академии!​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

В фойе Академии было подозрительно тихо. Стадо пигалиц во главе с чопорной мадам Буше задерживалось, и у меня оставалось минут десять… Чтобы что?

Отыскать Андрея? Сменить помятое платье и привести волосы в подобие порядка? Пойти к крестному и покаяться сразу во всем, оптом, так сказать, – начиная от неподготовленности к экскурсии и заканчивая тайной связью с профессором, позволившей мне быть в курсе явлений его наглого родового морфа? Или же сесть спокойно и полистать хоть немного воспоминания одного Петуха? Тьфу… Очевидца, то есть.