– Да брось! Ты соглашаешься с тигром только потому, что боишься за жизнь Умбры. Даже я для тебя не так важен, как Умбра. Случись чего, ты оставишь всех позади, бросишь всех, лишь бы уберечь его. Я тоже люблю Умбриэля – он мой фамильяр, мой сын. Ты не к тигру прислушиваешься, а к своим страхам. Мы всегда ссорились, Агния, ты уже не представляешь свою жизнь без склок. В жарком споре ты оживаешь. Но ты никогда не признаешься, нет: внутри тебя бушует пламя и его надо поддерживать, иначе – иначе ты завянешь.

– Сейчас добавки получишь – с меня станется! И давайте поскорее покончим с этим унизительным испытанием. Дело близится к вечеру, а мы ещё даже не завтракали. Алатар, ты что-то там говорил про рыбу?

Первым с призраком поделился своим постыдным воспоминанием Астра. Агния заметила в нём изменения – вид у него стал совершенно детский, когда он застенчиво, с несчастным лицом, оглядываясь через плечо, диктовал своё потаённое на ухо привидению.

Вторым отправился Репрев, отчего-то довольно виляя хвостом. Последним был Алатар.

И вот они уселись в кружок на прогретый за день, шуршащий песок, и Астра нетерпеливо, дрожащими пальцами, открыл заляпанный слизью дневник картографа Ориона.

– Что это ещё за тарабарщина? – крякнул Репрев.

– Это бенгардийский, дубина, – щёлкнула ему по лбу Агния, беззлобно улыбаясь. – Я ведь права, Алатар?

Алатар шмыгнул носом, смотрел-смотрел на призрачные каракули и немного погодя ответил:

– Безусловно, это бенгардийский, только…

– Только что? – спросил, напрягшись, Астра.

– Только писал это очень безграмотный тигр. Столько ошибок я даже в школе не делал.

– Понятно теперь, почему вы исчезли, – сострил Репрев, но Алатар терпеливо промолчал. Агния эту злую шутку так не оставила: сморщив губы, она окатила Репрева песком, и он расчихался.

– Смотри, привидением не стань! – рассмеялась вместе со всеми Агния, помогая стереть рукавом платья налипшие на нос Репрева песчинки и хлопоча над ним, как над маленьким.

– Бенгардиец не может быть безграмотным. Мы, бенгардийские тигры, с детства прилежно учимся грамоте. Бережно относимся к слову. Уважаем родной язык и никому не дадим его в обиду. Был у нас однажды посол со Смиллы со своим переводчиком. Так этот переводчик с таким старанием изображал наш акцент, что чуть челюсть не вывихнул. Переводчик орал, как кот, который застрял головой в кувшине с молоком! Вот смеху-то было! А он важный такой, этот смилланянин, старается, пыжится. Как мой король держал себя в лапах, чтобы не засмеяться! Вот выдержка – королевская, иначе не назовёшь, – давясь смехом, Алатар утёр лапой краешек изумрудно-янтарного глаза, с которого капала беззаботная слеза.

– Хочешь сказать, что эти призраки – не бенгардийцы? – спросил Астра.

– Нет, Астра. Так не бывает, чтобы привидения были ряжеными самозванцами. Призраки – лишь отражение в мутной воде. У них очень плохая память, и они постепенно начинают забывать родной язык. И самое смешное, что я забыл вам об этом сказать.

– Читай ты уже, тигр, довольно болтовни, – не выдержал Репрев, сунув свой нос в последнюю страницу дневника, где были записаны все их постыдные воспоминания на неизвестном ему языке.

– Ну что ж, вы сами захотели, – Алатар посерьёзнел, кашлянул и объявил: – Сказка будет короткая и печальная. Ну, слушайте, итак: предательство матери, загубленное живое неразумное существо, а дальше… дальше, я не знаю, как читать это вслух…

Алатар завалился на спину и громко, с упоением и безудержно захохотал. На живот к нему запрыгнул Умбра и заладил:

– Что там? Ну, что там написано? Ну, скажи, пожалуйста, Алатар! Ну скажи!

Алатар кое-как перевернулся набок вместе с дракончиком, забыв о своей гордости, унимая заразительный приступ смеха, выдавил из себя:

– Наверное… ох… Наверное, позорно для бенгардийца смеяться над подобным, позорно и глупо, ой…

– А это, скорее всего, и есть воспоминание Репрева – его можно опустить, —невыразительно произнесла Агния.

Алатар взорвался смехом и принялся кататься по песку. Умбра вопросительно-слёзно глядел на Агнию.

– Ладно, слушай, Умбра: твой папа, тот, которому ты приходишься фамильяром, – когда-то злой доктор Цингулон не принял его в свой отряд, и папка твой, Умбра, в отместку ему стащил из мусорного ведра в местной столовой все кости, закопал их в цветок лилии, растущей в горшке в холле фабрики по производству малахитовых кистей. Но пострадала почему-то ни в чём не повинная пума-феликефалка, администратор того самого холла: ей пришлось убирать за твоим папой. Я еле замяла это дело, – лицо Агнии словно сковала железная маска – оно не выражало ровным счётом ничего. – Никогда бы не подумала, что мне будет так стыдно делиться чьим-то воспоминанием, за которое мне стыдно быть не должно.

– Кто тебя просил рассказывать моё личное воспоминание?! – вскричал Репрев.

– Все бы и так его услышали, – ответила ему Агния.

– Может быть, после этого случая доктор Цингулон затаил обиду, поэтому и отправил тебя в Зелёный коридор? Месть – блюдо, которое подают холодным, – смеялся Астра, держась пальцами за край воротника своей белой рубашки.

Все, кроме Агнии, веселились, но больше всех – Умбра. Вдоволь насмеявшись, Астра спросил:

– А что в последнем воспоминании?

Алатар надвинул брови и строго выговорил:

– А вот последнее воспоминание смеха у меня не вызывает, скорее наоборот.

– И о чём же оно? Ну, не томи, говори! – спросил Астра.

– Отцеубийство.

Все разом замолчали. Нависла неудобная тишина. Было слышно, как ветер дует в обсидиановые в золотой оправе «охотничьи рога», заунывно гудя, как он, шаркая своими босыми ногами по песку, проходит под сгоревшими балками хижин – на балках остался характерный зубной отпечаток клыкастого, вечно голодного огня. До искателей доносился шёпот привидений, сумбурный и лишённый смысла.

– Выходит, среди нас убийца, – обыскивал всех взглядом ищейки Репрев.

– И подозреваемых у нас не то чтобы много. Трое, если быть точным, – сказал Астра.

– Как хорошо, что ты о себе не забыл, а то я уже подумывал возразить, – оскалился, словно хвалясь своими острыми клыками, Репрев.

– Будь ты четвёртым подозреваемым, для меня ты был первым! – ответил ему Астра.

– Хотел бы я поставить тебя на первое место, да не могу. Слишком уж ты мягкотелый, – с неприязнью высказал Репрев.

– А для тебя убийство отца – доказательство твёрдости характера?

– Не переиначивай, Астра!

– Любопытно то, – вмешался наконец Алатар, – что ты, Репрев, безосновательно обвиняешь меня лишь потому, что я тебе не нравлюсь.

– О, так уж и безосновательно, тигр? – подскочил Репрев. – Вся твоя история с самого её начала разит подозрительностью: два года в пещерах, последний в своём роде…

– Репрев, а ну, прекращай! – рявкнула Агния.

– С чего это