Увидев знакомого, Стрелкин попытался было скрыться в женскомтуалете, но он был уже занят парочкой наркоманов, и тогда Афанасий бросилсянавстречу Бутербродеру, распахнув объятия, и воскликнул:

– Как приятно вдали от родины встретить знакомогочеловека! А я вот, видишь ли, прилетел на два часа из Венесуэлы, захотелосьпоесть нормально, а то все человечина и человечина, видеть ее больше не могу!

Любовные похождения Стрелкина тоже выходили за пределывозможного. Ходили слухи о его романах с Патрисией Каас, принцессой Дианой,покойной Индирой Ганди, Ириной Мирошниченко, Катрин Денев, экс-президентомПакистана Беназир Бхутто, женским коллективом «Стрелки» (по некоторым версиямне «Стрелки», а «Сливки», но это не играло роли, потому что их все равно никтоне может отличить друг от друга).

Кое-кто, правда, утверждал, что Афанасий сам упорнораздувает эти слухи, но когда он как бы ненароком доставал из кармана золотуюзажигалку и становился печален и задумчив, а после секундного молчания поднималполные слез глаза и говорил:

– Ax, простите меня, это подарила мне на памятьНиколь, – это производило впечатление.

Если при этом какой-нибудь неотесанный провинциал широкораскрывал глаза и говорил:

– Неужели Николь Кидман? – на него смотрели так,будто он сморозил немыслимую глупость, потому что, во-первых, какая же еще вего жизни могла быть Николь, во-вторых, Афанасий, как истинный джентльмен,никогда не назвал бы фамилию своей возлюбленной, а только имя, потому что ТомКруз страшно ревнив, несмотря на то, что они с Николь давно в разводе, ив-третьих, разве можно неуместными вопросами прерывать сентиментальные раздумьямаэстро?

Что касается умения продать любую картину за немыслимыеденьги, то здесь Стрелкину действительно не было равных, и царь Мидас,превращавший в золото все, к чему он прикасался, был по сравнению с ним всеголишь жалким дилетантом. Однажды старый знакомый попросил Афанасия продать всвоей галерее картину, которую прислал к нему, завернув в старую газету,запачканную масляной краской. Стрелкин развернул картину и отложил газету всторону, и ее тут же схватил немецкий миллионер фон Брюк, закричав, что в жизнине видел такого блистательного образца концептуального искусства и покупает этугазету немедленно за любую сумму.

На фоне таких блестящих достоинств некоторые злопыхателизадавались совершенно праздным и неуместным вопросом – когда Афанасий, притакой своей немыслимой занятости, находит еще время для создания собственныхкартин?

Короче, способности Стрелкина были таковы, что даже в Москвекое-кто знал его имя, хотя Москва очень редко признает существование жизни запределами Садового кольца, и если даже какой-нибудь спринтер из Петербурга или Саратовапробежит стометровку за семь секунд, побив все мыслимые и немыслимые рекорды,москвичи пожмут плечами и скажут: «Ну разве это бегун? Это жалкий провинциал».

Вот этот-то знаменитый Афанасий Стрелкин устраивалпрезентацию выставки картин детей своего друга, известного драматургаМандаринова. Старшему из отпрысков Мандаринова исполнилось уже четыре года,младший же только начинал ходить.

На презентации ожидали весь цвет Петербурга, от известныхмодельеров и модных писателей, до владельцев популярных ресторанов и крупныхбанкиров. Вячеслав Ангелов тоже был в числе приглашенных.

Идти он не хотел, но жена его за две недели дозамечательного события проела банкиру всю плешь, не слушая никаких отговорок,она повторяла, что такие светские мероприятия необходимо посещать.

И Ангелов смирился. Но после беседы с уволенной горничной уего жены Леры, как уже говорилось, осталось на лице неизгладимое напоминание оприятном разговоре.

Вместо того чтобы махнуть на синяк рукой и ждать, когда всесамо пройдет, либо же использовать проверенные временем народные средства вродепримочек из вареного картофеля или сырой говядины, которые настойчиворекомендовала ей верная Луиза, Валерия Федоровна по рекомендации оч-ченьдорогого врача применила бельгийскую мазь с длинным и выразительным латинскимназванием, в результате чего у нее возникла на эту мазь страшная аллергия, ищека хоть и потеряла свой изумительно живописный лиловый цвет, но зато разнеслоее так, что глаз совершенно заплыл и показаться на люди в таком виде не было никакойвозможности.

Ангелов посочувствовал бы супруге, если бы она вела себяболее-менее прилично, но Лерка совершенно озверела, и находиться с ней в одномдоме стало невыносимо. Поэтому он решил отправиться на презентацию водиночестве.

Войдя в ярко освещенную галерею, он наткнулся на Стрелкина,который, загнав в угол популярную журналистку Елизавету Соловей, рассказывал ейодну из своих душераздирающих историй:

– После этого шеф-повар вождя опустил меня в котел скореньями, добавил по вкусу немного сельдерея, эстрагона, имбиря и базилика,посолил, поперчил…

В это время Афанасий боковым зрением заметил Ангелова и,выпустив Елизавету, которая тут же спаслась бегством, мертвой хваткой вцепилсяв банкира:

– Слава, ты правильно сделал, что пришел! Работы детейМандаринова – это лучшее возможное вложение средств! За ними будущее! Современем эти картины поднимутся в цене в десятки раз! Фома – старшенький – уженесколько утрачивает детскую непосредственность восприятия и свежесть взгляда,но младший – Еремей – еще необычайно ярок и свеж! Ведь он пока не можетвоплотить свои переживания в слова, и живопись – единственное доступное емусредство самовыражения.

Афанасий подвел Ангелова к заляпанному желтыми и зеленымипятнами куску картона, заключенному в массивную резную позолоченную раму, и,заложив правую руку за спину, прищурил левый глаз:

– А каковы цвета, каковы цвета! Изволь убедится, какаяв нем ощущается экспрессия, какая первобытная неуемная энергия! Нет, такое неснилось никакому Сезанну, никакому Гогену! Бери, Слава, тебе как другу отдам подешевке, всего за семьдесят тысяч!

– Долларов? – удивленно уточнил Ангелов.

– Конечно, – столь же удивленно подтвердилСтрелкин, недоумение которого было вызвано неуместным вопросом банкира, –не луидоров же, мон шер! Только умоляю, никому не говори, как дешево я тебе этопродал, а то набегут сразу толпы, все захотят на халяву, а это – цена толькодля близких друзей…

– Я подумаю, – уклончиво ответил Ангелов,осторожно высвобождая свой рукав из железных пальцев Стрелкина.

Дело в том, что в другом конце галереи он увидел удивительнокрасивую девушку в потрясающем ярко-алом платье для коктейля от «Kenzo», чьелицо показалось ему смутно знакомым.

Неожиданно Ангелов испытал давно забытое пронзительноечувство свободы и раскованности. Сам себе удивляясь, он сообразил, что оченьдавно не появлялся в обществе без жены, а в ее присутствии ничего не могло егоразвеселить.

«С этим надо что-то делать, – внезапно подумалон. – Лерка меня достала окончательно, с этим браком нужно кончать…»