Я обвожу взглядом комнату и фокусируюсь на коробке, которую он показывал мне, прежде чем я бесстыдно упала в обморок. Она одиноко валяется под стенкой в паре метров. Забытая Адамом из-за волнения.

— Что там? — я киваю на бархатную квадратную коробочку.

Адам непонимающе смотрит на меня, а после переводит взгляд в сторону и улыбается.

— Подарок, я уже говорил, — он пожимает плечами. — Думал, подарю тебе, когда приедем домой, поговорим.

— Адам, прости меня, — прошу у него.

— Ты не виновата, — говорит он. — Я понятия не имею, что произошло и почему мы оказались запертыми здесь, но причин для паники нет, — четко произносит Адам. — Здесь отличная вентиляция, правда, прохладно. Ты вон, дрожишь вся.

Он трогает меня за плечи и прижимает к себе, а я вдруг чувствую холод. Руки уже давно закоченели. В подвале действительно ощущается низкая температура, а на мне — тоненький свитер и джинсы. Правда, Адам тут же снимает с себя пиджак и вынуждает надеть его на себя и укутаться. Я делаю так, как он велит, плотно затягиваю полы пиджака и пытаюсь согреться. Адам в это время согревает мои руки своим дыханием.

Кажется, мы находимся здесь более получаса. Я почти что окоченела и никакое согревание от Адама не помогает, хотя он сделал почти невозможное — остался в одной майке, надев на меня всю одежду и обмотав всем, что нашел в подвале, лишь бы мне было тепло. Правда, лучше так и не стало. Замерзли даже ноги. Вообще после родов я стала жутко восприимчива к низким температурам.

— Да что ж такое! Почему здесь никого нет?

Адам снова подходит к двери и бьет по ней несколько раз, кричит, но в ответ снова полная тишина.

— Ты как? Держишься? Думаю, нужно стучать постоянно, кто-то, да услышит.

Спустя минут десять я перекрикиваю звук ударов и зову Адама ко мне. Во-первых, мне становится жутко холодно, а во-вторых, его удары не приносят никакого результата.

— Открой вино! — прошу его.

— Тебе нельзя — это раз, два — скоро тебе станет однозначно хуже, поэтому нет. Неизвестно, сколько мы здесь еще пробудем.

Я киваю, хотя от его слов становится еще холоднее. Что значит, неизвестно, сколько мы пробудем?

— Тише, — Адам подходит ближе, приседает рядом. — Вставай, тебе нужно двигаться. Так ты замерзнешь еще больше.

Все, что он говорит мне, я понимаю. Мне и правда лучше двигаться, но на это нет абсолютно никакого желания.

— Ангелина! — Адам требовательно трясет меня за плечи. — Вставай.

Я мотаю головой. По щекам начинают стекать слезы. Мне холодно и страшно. А еще я хочу обратно, в тепло, желательно под махровое одеяльце.

— Ангелина, подумай о Родионе! Если ты продолжишь сидеть, замерзнешь!

Его слова магическим образом действуют на меня. Я отбрасываю плед, которым он меня укрыл и встаю. На несколько минут становится холодней, но только я обхожу подвал, тело чуть нагревается. Мы вместе с Адамом начинаем махать руками, делая зарядку, а после просто прыгать на месте.

— А не потанцевать ли нам? — спрашивает он и тянет ко мне руку.

— Почему бы и нет.

Адам быстро притягивает меня к себе, располагает руку на моей талии, прижимая мое хрупкое тело к своему прессу и начинает двигаться. Быстро, ритмично и невероятно заражающе. Поворачивает к себе спиной, кладет руки мне на бедра и задает ритм, показывая, что нужно крутить попой в разные стороны. В конце концов, наш танец похож на детский паровозик, но мы согреваемся. И правда, в подвале не минус, чтобы окоченеть, да холодно, но лишь когда сидишь, как сонная муха.

В движении становится хорошо.

И даже жарко!

Особенно, когда тяжелые мужские руки держат меня за бедра, гладят по животу и талии, ощупывают спину. Умом я понимаю, что нужно отстраниться, но телу слишком хорошо, чтобы это сделать. Мы танцуем, то быстро, то медленно, унимая дыхание.

— Легче? — Адам поворачивает меня к себе, прижимает за талию и начинает вальс.

— Да! — я улыбаюсь.

Чувствую жар на щеках и тепло по всему телу. Понимаю, что сейчас наверняка выгляжу растрепанной, расслабленной. Щеки точно раскраснелись, глаза горят блеском. Я так давно не танцевала! Кажется, это было еще на свадьбе! Да, точно. После я и не танцевала. В клубы не ходила, на дискотеки тоже, на свадьбах друзей муж больше сидел, а идти в толпу одной было как-то глупо.

Оказывается, танцевать — очень круто! Особенно, если рядом есть мужчина, который разделяет твои чувства.

Я украдкой посматриваю за Адамом. Он выглядит счастливым, периодически следит за ногами, видимо, чтобы не оттоптать мои ступни, и улыбается, когда мы сбиваемся.

— Сто лет не танцевал, — смеется он, замедляясь еще, чтобы отдышаться. — Видишь, оказывается, все не так плохо. У меня вон — майка вся мокрая.

В подтверждение своим словам Адам перекладывает мою руку себе на пресс и надавливает. Майка действительно мокрая, а вот его кожа — горячая, как в печке. Я сглатываю, мы останавливаемся, глупо глядя друг на друга.

Я теряюсь, хочу убрать руку, но получается, что лишь поглаживаю Адама по кубикам пресса. За эти несчастные пару секунд, успеваю понять, что они у него, оказывается, довольно твердые. И их много!

— Прости, — он улыбается. — Это было лишним.

— Нет, просто…

Я замираю. Щеки начинают гореть сильнее. Мне почему-то становится жутко неловко, впрочем, в его присутствии это нормально. Подобные чувства я испытываю не впервые.

— Ладно, давай танцевать!

Мы пытаемся, но что-то как-то не получается. Я ухожу с головой в себя, думаю о том, почему чувствую в его присутствии все это, а Адам слишком пристально смотрит прямо на меня, заставляя смущаться.

Адам вдруг останавливается, перехватывает мой подбородок и вынуждает посмотреть прямо ему в глаза.

— Ты чертовски красивая, когда расслабляешься. И я жутко хочу тебя поцеловать.

Его признание звучит искренне, поэтому я могу только молча смотреть на то, как он склоняется и касается губами моих, как целует, едва ощутимо проводит языком по небу. Господи, я отвечаю ему. Целую Адама в ответ, обнимаю его за шею и притягиваю ближе. В моей голове все смешивается воедино. Родион, Маша, наше свидетельство о браке, его слова и внимание, которым он меня одаривает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍