Она сгорбилась и отвернулась от Саши. На его лице вдруг появилась довольная кривая ухмылка. Несмотря на трагичность момента, он чувствовал внутренний эмоциональный подъем. Еще бы! Он как будто излечился от амнезии. Его сознание перешло в другое высшее измерение. Теперь он был там, около Ямы, и одновременно с этим находился в этом материальном мире. Помнится, первое время ему нравилось это состояние. Он пережил так несколько жизней, а потом, задумавшись над смыслом бытия, поняв, что это всего лишь очередное испытание, а не награда, полностью оторвал свое сознание от воплощений.

– Саш, объясни, что ты сейчас чувствуешь? – очень тихо спокойно произнесла Вики.

Саша посмотрел на Викторию. Как он мог объяснить ей то, что она никогда не сможет понять? Хоть жизнь ее и была сложна, остальное будет идти как обычно. Когда она умрет, ее душу на мгновение тронет огонь. Он увидит, как красивое лицо исказит гримаса боли, а потом она воспарит в небо – безликая, чистая, величественная. Она уже не будет Викторией, не вспомнит о нем, оставит его в темноте. Как это эгоистично! Ни один из горящих не желал знать, какого это – находиться около Ямы вечность, и при этом гореть в очищающем огне раз за разом! Им всегда хотелось избавиться только от собственных страданий! Только его Оленька думала о нем! За тысячелетия различных воплощений она была единственной душой, которая действительно переживала за него. Вот и сейчас. Она была в шоке от услышанного, растеряна. Ее злило то, что он ничего ей не рассказал! И все же это было иного рода негодование. Оля принимала свою нелегкую судьбу, но не отказывалась от него.

– Я не удивлен! – произнес он, безразлично посмотрев на Вики. – Как если бы все время знал, что там я существую со времен сотворения мира. Просто никто никогда меня не спрашивал об этом. Вроде как никто никогда не спрашивает человека о том, как он жил в младенчестве. Все это забылось. Но теперь мне, правда, легче.

Саша перевел взгляд на Олю. Он осторожно взял ее руку, пальцами провел несколько раз по тыльной стороне ее ладони.

– Не сердись на меня. Ты вправе сама выбирать свою судьбу. Ямы никому не избежать, часть моей земной души зачастую проводит там десятки лет, и мое демоническое воплощение тоже чувствует эту боль. Когда я лечу над огненными волнами, души тянуться ко мне. Они видят во мне бога, который поверг их в огонь, надеются на милость. Их боль внутри меня. И ни одна душа в Яме не видит то, через что мне приходится проходить, и что это длится вечность. Я не могу сделать выбор за тебя: после очищения ты можешь улететь, как и все остальные, но ты можешь и остаться…

– Что будет, если Оля останется с тобой там? – спросил Глеб.

– Я перестану воплощаться в этом мире, моя душа более не будет проходить очищение.

– Выходит, что это выгодно только тебе. Сомневаюсь, что вечная жизнь во тьме возле Ямы страданий может понравиться кому-то. Ты не лучше нас, обычных смертных, ибо тоже желаешь спасения и готов пойти на все ради этого!

Оля посмотрела взглядом полным горечи на Сашу, отняла руку, закрыла ладонями лицо, вся сжалась. За одно мгновение он изменился. Это был уже иной человек, или существо, или исчадие ада. Она не знала, как теперь его называть. Внешность Саши была все та же, а вот в мимике вдруг появились некая расслабленность и высокомерие. Саша теперь был таким, каким он являлся ей во снах, и хотя она уже видела его истинную сущность во время грозы, ей все не верилось, что любимый стал другим. Зачем Глеб начал этот разговор? Кто его просил?

Оля знала, что ей не вернуть назад время. Ее пугала описанная братом жизнь, пугала боль. Она обхватила свои колени, прижалась к ним. Слезы сами потекли из ее глаз. Девушка оплакивала потерю своего любимого человека, покоя, жизни. И ей было все равно на то, что на нее смотрят.

Вики пересела на кровать, обняла подругу.

– Хочешь выйти!

– Да! – провыла Оля.

Она осторожно поднялась, взяла костыли, направилась к двери. Каждый шаг давался ей с трудом. Вот если бы ее Саша был прежним, он постарался бы ее успокоить, поговорить. Демон молчал. Что ему? Ведь он каждое мгновение видит страдания. Он привык терпеть, и потому думает, что и остальные должны с этим легко справляться.

– Ты должен все исправить! – жестко сказал Глеб, стоило девушкам выйти за дверь.

– Я не делал ничего такого, что нужно было бы исправлять!

– Ты обманул ее чувства!

– Ты обманул ее чувства! – передразнил его демон, зло добавив. – Это ты мучил ее!

Тут Глеб чуть не дал черту по морде! Он не мог поддержать чувства Оленьки, она была его сестрой и точка! Что он должен был делать, по мнению этого чудака из потустороннего мира? Это была безвыходная ситуация! И они жили в ней как могли!

– Ты все знаешь! – сквозь зубы сказал Глеб. – Я могу доверить тебе жизнь сестры?

Саша мельком взглянул на раздражающего его человека:

– Можешь!

– Хорошо. Я снял для вас дом за городом. Тихая деревушка, в ней остались только старики. Пока идет расследование, поживете трое там.

Демон возвел взгляд к потолку.

– Наконец-то, покой.

– Относительный. Будьте на стороже. Вы, трое, теперь являетесь главными свидетелями по делу. Каждый из вас играет свою роль.

– Поясни…

– Главной целью Хакера являешься ты. Некогда этот человек разглядел в тебе истинную сущность. Как он это сделал – вопрос другой! Но судя по тому, что ты не особо распространяешься по этому поводу, истина не известна даже тебе!

Саша усмехнулся. До этого можно было додуматься даже куриными мозгами. Обычно он не трогал свое земное воплощение, позволял ему дожить свой век в покое. Все шло стандартно, до тех пока впервые со времен сотворения мира ему не было позволено соединиться с душою чистой. Если Оленька останется с ним, другие демоны и за версту к его Яме не подойдут. Достали они его. Зера вечно был занят своим зверьем. От Сирипа воняло, как от дохлой кошки. Это мохнатое шестиглазое существо обладало просто неимоверной неуклюжестью. Оно приползало к нему из пещер, чтобы сообщить о каком-нибудь очередном устроенным им грандиозном столкновении галактик или взрыве сверхновой. Как-то по его вине была уничтожена целая цивилизация. Тогда Яма была заполнена до краёв душами умерших. Сирипу забава была, а ему приходилось ещё долго