Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Больше сорока, как с фронта вернулся.
— Ого! Здоровьишко пока, значит, есть?
— Не жалуется. У нас еще дед Матвей жив. Нынче столетие будет отмечать.
— Вот геройский старик! Он в империалистическую, кажется, полным Георгиевским кавалером стал? Сохранились у него царские кресты?
— Всех четырех Георгиев в шкатулке хранит. Школьникам любит показывать. Но особенно дорожит орденом Красного Знамени, который в гражданскую войну получил.
— Сильно постарел?
— Не очень, как законсервировался. Недослышит по-прежнему…
Дремавший судмедэксперт Борис Медников внезапно топнул ногой и суровым басом, будто скомандовал:
— Не перебивай, ядрено-корень!
Все удивленно посмотрели на него. Подполковник вопросительно вскинул брови:
— Что с тобой, Боря?
Медников приставил к правому уху ладонь:
— Я грю, чо гришь?..
Следователь Лимакин засмеялся:
— Мозги у доктора провернулись.
— Сам ты провернутый, — флегматично отпарировал судмедэксперт. — Бирюковского деда Матвея вспомнил. Ух, не любит старик, когда его перебивают в разговоре или шепотом с ним говорят. А еще запомнился мне в Березовке «смертный враг» Гайдамачихи — худенький такой мужичонка с оригинальным прозвищем Кумбрык.
— Колхозный конюх?.. — глянув на Антона, с улыбкой спросил прокурор.
— Бывший, — уточнил Антон. — Теперь Иван Васильевич Торчков на пенсии.
— С чего ему такое прозвище дали?
— Любит рассказывать о своем фронтовом командире кавалерийской бригады, но вместо комбриг у него получается кумбрык. Да у Торчкова многие слова на свой манер: павильон — наполеон, универмаг — ермак, зоотехник — завтэхник, невыносимо — невозносимо…
Глава II
За разговором чуть не проехали поворот на Березовку. Старый почтовый тракт, круто сворачивающий вправо с укатанного автомашинами щебеночного шоссе, нырнул в густой смешанный лес. Заросшая по обочинам высокой травой, дорога походила на ровную узкую просеку. Промчавшись по лесу, «уазик» опять вырвался на простор и легко поднялся на пологий берег Потеряева озера. Отсюда, с возвышенности, вытянутая по сибирскому обычаю одной длинной улицей Березовка была как на ладони. Рядом со старинным бревенчатым домом колхозной конторы стоял раскрашенный яркими лозунгами недавно построенный сельский Дом культуры, возле него — типовой кирпичный сельмаг. Даже вросшую в землю избушку Гайдамачихи в самом конце села и ту разглядеть можно. В запустевшем Гайдамачихином огороде — низенькая черная банька, а за огородом — укрытое среди берез и огороженное штакетником сельское кладбище. У околицы, на берегу озера, желтел добротными свежими бревнами недостроенный двухэтажный особняк с высокой крышей под шифером.
— Красота, как… в Швейцарии! — резко сбросив газ, произнес шофер.
Подполковник иронично прищурился:
— Часто там бываешь?
— Где?
А В Швейцарии.
— Ни разу не был, на картинках видал.
— А-а-а, — вроде бы с разочарованием протянул подполковник и, тронув за рукав Бирюкова, показал взглядом на недостроенный особняк. — Роскошный домина. Гайдамаковой?..
— Она начинала стройку, — сказал Антон. — На этом месте, по словам стариков, раньше трактир находился.
— Красивое место. Здесь в прошлом и паромная переправа на Орское была?
Бирюков рукою указал на торчащие у берега почерневшие столбы:
— Вон остатки причала.
— А где, по-твоему, жила доярка Тамара Тиунова?
Антон посмотрел на небольшой домик через усадьбу от старой избушки Гайдамачихи, возле которого столпилось около десятка женщин.
— Там, судя по собравшемуся народу, в конце села.
Через узкий проулок между огородами «уазик» въехал в деревню. Тотчас у машины появился участковый инспектор — коренастый пожилой капитан милиции. Привычно козырнул:
— Здравия желаю, товарищи!
— Здравствуй, Кротов, — первым выходя из машины, поздоровался Гладышев. — Что у тебя случилось?
— Происшествие, товарищ подполковник, — понизив голос, ответил участковый. — Исчезла молодая женщина. Вчерашним вечером видели ее вполне здоровой. В задумчивости сидела на берегу Потеряева озера, а сегодня не вышла на работу. Когда мне сообщили об этом…
— Кто сообщил?
— Доярка Таня Инюшкина после утренней дойки у колхозной конторы встретилась и говорит: «Михаил Федорович, Тамара Тиунова чего-то на работу не явилась, пришлось ее коров доить. Сейчас забежала к ней узнать, что случилось, а изба распахнута, и котенок в комнате беспрестанно мяучит. Я побоялась в избу заходить, окликнула Тамару — она не ответила. Никогда раньше такого не было». Меня, понятно, сообщение Инюшкиной насторожило. По долгу службы решил безотлагательно проверить тревожный сигнал. Вместе с Таней направился к избе Тиуновой. Дверь и вправду открытой оказалась. В избе никого нет, с потолка веревочная петля свисает, а на полу кровяные пятна. Считаю нужным добавить, что на кровати вроде бы какая-то записка лежит…
— Что ж, придется начинать, как водится, с осмотра, — сказал прокурор.
Пригласив из присутствующих женщин двух понятых, участники следственно-оперативной группы друг за другом вошли в избу, разделенную дощатой перегородкой на небольшую кухоньку и почти такого же размера спальную комнату. В спальне с вделанного в потолок большого крюка, на каких раньше подвешивали детские люльки, свисала короткая пеньковая веревка с петлей на нижнем конце. На петле виднелись бурые пятна, словно за нее хватались окровавленными руками. Несколько кровяных пятен было на полу. Здесь же валялась скомканная окровавленная кофточка и опрокинутая набок табуретка с отломленной ножкой. Возле табуретки сидел черный крохотный котенок и безостановочно, как заводной, мяукал.
Антон Бирюков по оперативной привычке обвел взглядом комнату. У левой стены стояла опрятно заправленная кровать с высокой горкой пухлых подушек. На цветастом покрывале белел исписанный неровным крупным почерком тетрадный листок. Рядом с кроватью стоял простенький шифоньер с открытой дверкой. В нем висело на плечиках несколько женских платьев и кофточек. Небольшое оконце было прикрыто белой ситцевой занавеской. На подоконнике сквозь занавеску просвечивался горшочек с цветущей геранью. В переднем углу темнела старая-престарая доска-икона, на которой с трудом можно было разглядеть лик Николая-угодника. Перед иконой висела на трех серебряных цепочках позолоченная лампадка с застывшими по краям потеками воска от сгоревшей до основания свечи.
Пока эксперт-криминалист Семенов щелкал фотовспышкой и соскабливал для последующего исследования пятна крови, Бирюков тихо спросил стоявшего рядом Кротова:
— Тиунова верующей была?
— Со старухой Гайдамаковой она дружбу водила, — прошептал в ответ Кротов и скосил глаза на икону. — Буквально на днях остриглась чуть не наголо и ходила повязанная платком, как старуха. Предполагаю, может, вера такая есть, при которой женщины стригутся?..
Бирюков, задумавшись, промолчал.
Когда криминалист управился со своими делами, следователь в присутствии понятых принялся проводить тщательный осмотр. Прокурор и подполковник Гладышев, Цложив за спину руки, склонились над лежащей на кровати запиской. Антон подошел к ним и тоже стал читать:
«Господь Всевышний! Прости, Милостивый, мой смертный грех. Не по воле разума он сотворен, а по велению Нечистой Силы, опутавшей меня и