корабельном существовании что-то не так. Но все его попытки определить, в чем именно состояло упущение, несоответствие или иное нарушение правильного распорядка, ни к чему не приводили. Судно функционировало нормально – хотя черви, следовавшие за половинной приманкой, выглядели несколько утомленными, словно ночью им пришлось долго и усердно работать. Кугель взял это обстоятельство на заметку: червям следовало ввести тонизирующее средство.

Сгущение высоких облаков на западном небосклоне предвещало сильный ветер – попутный ветер помог бы червям отдохнуть и набраться сил… Кугель недоуменно нахмурился. Дрофо научил его разбираться в изменениях цветовых оттенков, текстуры и прозрачности моря. Теперь возникало впечатление, что окружавший судно океан был таким же, как вчера.

– Смехотворно! – сказал себе Кугель; ему не следовало распускать воображение.

Вечером Кугель, глядя с кормы, заметил небольшой пузатый баркас, явно пытавшийся догнать «Галанте». Изучая баркас в подзорную трубу, Кугель сумел различить четырех плещущих прихвостнями тягловых червей мелковатой породы; черви эти недостаточно эффективно справлялись со своей задачей. Разглядывая палубу баркаса, Кугель распознал – настолько, насколько мог об этом судить на таком расстоянии – силуэты Сольдинка, капитана Бонта, Пулька и нескольких других знакомых ему личностей, а на носу виднелась высокая задумчивая фигура человека, смотревшего в горизонт, – несомненно, червячника Дрофо.

Солнце еще не зашло, но темнота должна была наступить часа через два. Не проявляя никаких внешних признаков тревоги, Кугель приказал спустить перед всеми червями корзины с двойной приманкой и влить каждому червю одну восьмую пинты «Тоника» Рауза. «Галанте» быстро удалилась от преследовавшего ее баркаса.

Мадам Сольдинк с любопытством наблюдала за происходящим и наконец спросила:

– Чей это был корабль?

– Судя по всему, это торговцы с острова Жмей, – ответил Кугель. – Сомнительный народец, во всех отношениях. В дальнейшем постарайтесь держаться от них подальше.

Супруга экспедитора промолчала, а Кугель задумался над новой загадкой: каким образом Сольдинку удалось так скоро приблизиться к «Галанте» на тихоходном баркасе?

Когда сгустились сумерки, Кугель изменил курс, и превратившийся в точку баркас скрылся за горизонтом. Обращаясь к мадам Сольдинк, Кугель сказал:

– Они плывут в другом направлении и к утру будут километрах в двадцати от нас. – Он уже направился к себе в каюту, но заметил краем глаза луч света и обернулся: на корме горел чугунный фонарь.

Громко выругавшись, Кугель подбежал к фонарю и потушил его, после чего гневно повернулся к мадам Сольдинк:

– Почему вы зажгли фонарь и ничего мне об этом не сказали?

Мадам Сольдинк безразлично пожала плечами:

– Во-первых, ты об этом не спрашивал.

– А во-вторых?

– Во-вторых, на кораблях ночью зажигают фонари. Так поступают все осторожные моряки.

– На борту «Галанте» не должны гореть никакие фонари, если я не отдам особое распоряжение.

– Как тебе будет угодно.

Кугель постучал пальцем по эскалабре:

– Держите нынешний курс в течение часа, после чего снова поверните на юг.

– Глупость! Трагическое безумие!

Кугель спустился на среднюю палубу и стоял, облокотившись на поручень, пока тихий перезвон серебряных колокольчиков не оповестил его о том, что подали ужин: стол с белой скатертью накрыли в кормовой каюте.

Блюда вполне соответствовали ожиданиям Кугеля, о чем он сообщил Табазинте, на чью долю сегодня выпали обязанности «ночной стюардессы».

– В подливку к рыбе, пожалуй, положили слишком много укропа, – заметил он, – а десертное вино, «Бледное Монтрачио», следовало бы выдерживать в погребе еще не меньше года. Тем не менее, в общем и целом, я не нахожу, к чему придраться, о чем ты можешь сообщить тем, кто работал в кухне.

– Сейчас? – скромно спросила Табазинта.

– Нет, не обязательно, – ответил Кугель. – Это можно сделать и завтра.

– Завтра так завтра – торопиться некуда.

– Вот именно. Сейчас нам нужно обсудить другие вещи. Но прежде всего… – Кугель выглянул в обращенный к корме иллюминатор. – Я этого ожидал! Подлая карга снова зажгла фонарь на юте! Никак не могу понять – что она задумала? Какой смысл разжигать яркий огонь на корме? Мы же не плывем кормой вперед!

– Наверное, она хочет предупредить другое судно, чтобы оно не столкнулось с нами в темноте. В последнее время они следовали за нами по пятам.

– Вероятность столкновения очень мала. Я не хочу привлекать внимание; наоборот, я хочу, чтобы нас не замечали.

– Все идет хорошо, Кугель. Тебе незачем беспокоиться, – Табазинта подошла и положила руки ему на плечи. – Тебе нравится моя прическа? Я опрыскала волосы особыми духами, они называются «Танженс» – в честь сказочной красавицы.

– Согласен, твои волосы обворожительно ароматны – замечательные духи! Но мне нужно подняться на ют и сделать выговор твоей матери.

Гримасничая и улыбаясь, Табазинта пыталась удержать его:

– Ах, Кугель! Как я могу доверять твоим комплиментам, если ты бежишь от меня впопыхах при первой возможности? Останься – и мы увидим, как ты меня ценишь! Пусть несчастная старуха стоит у штурвала.

Кугель уклонился от объятий.

– Сдерживай любвеобильность до поры до времени, роскошная куколка! Я скоро вернусь и отдам должное твоим прелестям – вот увидишь!

Кугель выбежал из каюты и поднялся на квартердек. Его опасения оправдались: фонарь ослепительно пылал. Не остановившись, чтобы выругать мадам Сольдинк, он не только потушил фонарь, но вынул из него оправу из ступенчатых линз, контактные язычки и сердечник из люминекса и выбросил эти компоненты в море.

Только после этого Кугель обратился к мадам Сольдинк:

– Мое долготерпение истощилось. Если на борту этого судна зажгутся еще какие-нибудь огни, вам придется иметь дело с очень неприятными последствиями.

Мадам Сольдинк высокомерно промолчала. Проверив напоследок показания эскалабры, Кугель вернулся к себе в каюту. Выпив еще несколько бокалов вина и проведя несколько часов в развлечениях с Табазинтой, он крепко заснул – и этой ночью больше не возвращался на квартердек.

Разбуженный лучами утреннего Солнца, Кугель сел в постели, часто моргая, – и снова его охватило странное ощущение какой-то неправильности в окружающей обстановке, часто беспокоившее его в последнее время. Он поднялся на квартердек, где у штурвала стояла Салассера. Кугель взглянул на эскалабру: коготь указывал прямо на юг.

Вернувшись на среднюю палубу, Кугель осмотрел червей; те лениво пошлепывали по воде прихвостнями, не слишком возбужденные половинными порциями приманки. Судя по всему, черви были здоровы, хотя казались слегка утомленными, а на спине левобортной твари появились первые признаки тимпа.

«Сегодня девушкам придется вымокнуть на спонсонах», – подумал Кугель. Впрочем, отработавшую смену «ночную стюардессу» можно было освободить от обслуживания червей.

Прошли еще два дня; Кугель проводил время в счастливой праздности, жадно наслаждаясь свежим морским воздухом, превосходной кухней и щедрой благосклонностью «ночных стюардесс». Единственным источником тревоги оставалось навязчивое, необъяснимое ощущение какого-то нарушения во времени и