Головко на совещании был, конечно? Не обмолвился хоть полусловом, что я к нему ехал?.. Вот и зарубка: к чему директору госконюшни, орденоносцу, устраивать засаду на охотинспектора как раз перед областным совещанием? Чего опасался?

– Чего опасался, ты после разберёшь, – ответил недовольный Вележной. – Только чего хотел, того добился. Предложение наше насчёт запрета охоты в Качуге и Усть-Орде снова отклонено. Разве что за неделю к заседанию исполкома чего новенького добудешь.

Разговор то и дело прерывали. Кабинет, дотоле пустовавший, с появлением Бероева стал местом паломничества. В него непрестанно заглядывали, мотали намекающе головами, постукивали по часам.

– Да закройте вы дверь, наконец! – прикрикнул Вележной. – Кого надо, сам вызову!.. Нет района, с которым бы ты не заклацался, – продолжил он в сердцах. – Докладные наверх ворохом шлют. Да и на верхах обиженных полно! Только и ждут случая, чтоб ущучить. А ты будто специально на рожон лезешь! Сколько говорено – твоя субстанция горная. Орлом сверху взираешь. И судишь! А вместо этого сам на рожон. Запамятовал – как по Большому делу под тебя подозрение подводили? Скажи спасибо Портнягину. Не говорю – отступись. Но есть же на местах инспектора, егеря. А хотя бы и лесничие, Рыбнадзор, случись, помогут. Вот через них аккуратненько…

– Опять чужими руками?! – Бероев насупился. Видно было, что разговор этот не первый. – Им-то в районах куда тяжелей нас приходится. Там Портнягина нет защитить. Их-то как раз, если слабину дадим, проглотят и не заметят. Знаешь хоть, что в Качуге под Егора Микушева уголовное дело подводят?

– Уже открыли.

Бероев сбился.

– Как это?

– Сам только узнал. Вот при товарище позвонили. И желваками не играй. Микушева никто бросать не собирается. Но и горячку пороть не станем. Дело, как мне доложили, только открыли. Допросят да отпустят. А мы тем временем узнаем подоплёку, чего он наворотил. Поглядим, куда повернётся. А там уж и навалимся! Напишем письмо, чтоб взяли на контроль.

Бероев рыкнул. «Уж ты, пожалуй, навалишься», – было написано на его лице. Он поднялся, опершись костяшками на стол.

– Я свободен? А то у меня люди.

– Товарища прихвати. Как раз по твоей линии помощь…

Вележной протянул мне руку.

– Вот так и сосуществуем, – пожаловался он на прощание.

Я шёл по управленческому коридору следом за Бероевым и – поражался. Мы ступали по одним и тем же половицам. Но из-под меня, как ни старался, разносился отчаянный скрип. Шагов Бероева я не слышал вовсе.

Бероев распахнул передо мной створки большого, приспособленного под заседания помещения («Конференции», как определил его Вележной) – с кубками и грамотами на стеллажах, с длинным, покрытым траченым кумачом столом. Вдоль стола сгрудилось коленями на стульях и задом к двери десяток брюк. И одна кожаная юбка с пущенной по спине смоляной косой. Не узнать Бирюсинку даже со спины было невозможно. В центре стола лежала развёрнутая карта Иркутской области, испещрённая стрелками и кружками.

Бероев представил меня.

– Знакомы, – выпалила бесцеремонная Бирюсинка. Ткнула пальчиком в карту. – Всё сходится на Зиме! Даже если проследить по декабрьским датам. Сперва над Зулмайским заказником летал. После два дня подряд в долине Зиминской Тагны, дальше – в районе Щельбейки. Каждый раз Ми-2, зелёного цвета, и – стрельба из скорострельного нарезного оружия. Прилетают со стороны Зимы, туда же улетают. Значит, там и гнездо.

– Приходилось с воздушными браконьерствами встречаться? – обратился ко мне Бероев.

– Да, – к общему удивлению, подтвердил я. – В Джезказгане. Бьют с вертолётов сайгаков. И не столько бьют, сколько калечат. Гонят стадо по степи, загоняют к траншее. Туда и валятся десятками.

Кто-то озадаченно присвистнул:

– Бывает, выходит, похлеще нашего!

– Степей у нас нет. – Бероев подсел к карте. – Здесь другая схема: выгоняют на вертолёте лося из чащи на поляну и – расстреливают сверху. А вот кто нам эту напасть завёз и откуда она взлетает, и предстоит разобраться… Выкладывай соображения, Слава!

Аспирант Каисин отёр пот, скосился на Бирюсинку, тонкими длинными пальцами взял отточенный карандаш.

– Анализ показывает, что взлетают с вертолётной площадки АО «Химпром».

В кабинет вошел Репнин. Со сколотой пачкой документов.

– Репнин Георгий Вадимович. Мой зам. Легенда! – представил Бероев.

– Будет тебе. – Репнин для виду нахмурился.

– Легенда, легенда! – закричала Бирюсинка. Долго молчать она, похоже, не могла. – Знаете, сколько он браконьеров повязал? Ранения есть. Орден! Как же не легенда! Вы покажите, дядя Жора! Там же до сих пор рубец.

Под общий хохот она бесцеремонно задрала на нём свитер и принялась приспускать брюки. Смущённый Репнин едва отбился:

– Ну, будет! Устроили тут… Подумаешь, невидаль, – орден. Храбрым против ружья – много храбрости не надо. Он с ружьём, ты с ружьём. Работа – и работа. А вам только повод дай погалдеть.

Насупился, пытаясь скрыть удовольствие. Положил листы перед Бероевым.

– Подпиши рейды, Палыч! Хорошо, что при ребятах разговор. Я их по группам разбил. К каждому охотинспектору по егерю и по паре внештатников. Сам в Магданский заказник хочу пойти. Давно там не были. До следующей недели время есть. Вдруг да кого из качугских отловим? С собой Славу Каисина возьму и Ксанку. Им на той неделе будем удостоверения внештатных охотинспекторов вручать. Вот пусть лишний раз оправдают.

– Не, я с Олегом Павловичем пойду! – заупрямилась Бирюсинка. – Как, Олег Павлович, возьмёте?!

Бероев нахмурился.

– Палыч у нас всегда в одиночку работает! – выручил его Репнин. – Выскакивает из засады, где враг не ждёт. И – бьёт соколом!

– А вот почему вы всегда один? – Бирюсинка не отступилась. –