- Елизавета Андреевна, - в голосе Алексея Михайловича зазвучали резкие скрежещущие нотки, - я не кусаюсь и Вас совершенно точно не съем. Помимо этого, я не маниак, не чумной и не прокажённый, так что шарахаться от меня тоже не стоит. Я ничего дурного Вам не сделаю, просто посмотрю, что с Вашей ногой и окажу посильную помощь. В самом худшем случае, на руках отнесу в дом господина Васильева и сдам Вас лично в руки Вашему ненаглядному жениху. Мне уже можно приступить к осмотру, или я был недостаточно убедителен, а потому Вы не в силах победить стыдливость девичью?

Честное слово, я и не знала, что можно словами, точно плетью отхлестать, при этом ни единого грубого слова не произнеся! Видимо, прав был дядюшка, Иван Витольдович, важно не только то, что говорит человек, но и как он это делает. Господина Корсарова моя стыдливость, кою он считает совершенно излишней, раздражает, и хоть ни единого слова упрёка он себе не позволил, его тон опасно балансирует на грани приличий. А раз так, не будем сердить господина следователя ещё больше, проявим мудрость и понимание.

- Прошу меня простить, Алексей Михайлович, я не хотела Вас обидеть, - я вежливо улыбнулась, стараясь побороть волнение, железным обручем сковывающее мне грудь. – Я с благодарностью приму Вашу помощь.

В карих глазах отчётливо читалось что-то похожее на облегчение со снисходительным одобрением, мол, давно бы так, но, стоит отдать ему должное, опускаться до милостивой похвалы моему благоразумию господин Корсаров не стал. Поклонился молча и занялся моей многострадальной ножкой, действуя столь почтительно и бесстрастно, что даже самый суровый критик не нашёл бы в происходящем ничего предосудительного. Вот интересно, откуда это у столичного следователя такой солидный, сразу чувствуется, медицинский опыт? Или в столице обучают иначе, не только законы знать и преступников ловить, а ещё и раны перевязывать и боль утишать? Терзаться неизвестностью я не захотела, да и молчание меж нами царило какое-то напряжённое, словно перед грозой, а потому я решила, что от крохотного проявления девичьего любопытства вреда не будет.

- Алексей Михайлович, Вы позволите задать вам один вопрос?

Господин Корсаров насмешливо бровь дугой изогнул:

- Разумеется, задавайте, сударыня, особливо, если Вы уверены, что ограничитесь одним вопросом.

Вот ведь шип терновника, так и норовит уколоть ежечасно! Я кулачок сжала, раздражение подавляя, улыбнулась сладенько, ресничками хлопнула и прощебетала, точно Ниночка, кою тётушка громогласно называет весьма бестолковой особой:

- Алексей Михайлович, а кто Вас научил боль утишать?

Господин Корсаров помрачнел, карие глаза, в коих пару мгновений назад плескались золотистые смешинки, стал тяжёлым, точно плита надгробная, кою и трём дюжим молодцам с места не сдвинуть:

- Жизнь научила. Идёмте, Елизавета Андреевна, до Алеси путь неблизкий… А то, может, останетесь, не будете ногу тревожить?

Ну вот, приехали купцы на ярмарку солью по сто целковых за горсть торговать! Буду я ещё визит к чародейке откладывать, второго-то шанса, может, годами ждать придётся! И то не факт, что он случится, второй-то шанс.

Я решительно поднялась, отряхнула юбку, сначала осторожно, а потом увереннее и решительнее потопала ногой, проверяя, смогу ли ходить. Боль была чуть приметная, двигаться не мешала. Конечно, со временем нога разболится сильнее, но я надеялась, что когда это случится, я буду уже у Алеси, и она сможет мне помочь.

- Я готова, Алексей Михайлович, идёмте.

- Позвольте предложить Вам руку, сударыня, - господин Корсаров отвесил мне поклон, коий был бы более уместен в великосветском салоне, чем на узкой тропке в постепенно сгущающихся сумерках.

Ну что ж, как говорит тётушка, каков привет, таков и ответ. Я церемонно присела и положила свою ладошку на локоть кавалера, невольно для себя отметив, что господин следователь Петеньки будет повыше и в плечах пошире. Ну и что, всё равно я люблю своего жениха, мы с ним обязательно обвенчаемся и будем жить долго и счастливо!

В мечтах о семейной жизни, исполненной нежности и всевозможной благости, дорога до Алеси пролетела незаметно. Алексей Михайлович мои витания в облаках не нарушал, сосредоточенно о чём-то размышляя и по временам то скептически хмыкая, то прикусывая неосознанно нижнюю губу, то приподнимая бровь, а порой и хмурясь, сжимая кулаки как от сильной боли. О следствии, наверное, размышлял или супругу покойную вспоминал, не знаю, не спрашивала. И не потому, что мне было не интересно, а из-за того, что как-то невежливо было лезть к мужчине, малознакомому и родственником не являющимся, в душу. Чай это не общественная читальня, вход в кою открыт для каждого, а место заповедное, куда пускают избранных. И вообще, как неустанно любит повторять тётушка: господь дал нам два уха и один рот для того, чтобы мы больше слушали и меньше болтали. Настоящая барышня может беседовать лишь с господом в молитвах и своими подругами, всё остальное время ей должно молчать, скромно потупив очи долу. Право слово, эти утверждения мне кажутся вышедшими из моды, но спорить с тётушкой бесполезно, она слышит лишь то, что хочет и ничего иного.

Досадливо фыркнув при воспоминании о тётушке, я споткнулась о корягу, разбередив больную ступню и тем самым окончательно вернувшись с небес на нашу грешную землю. Зато заметила небольшую избушку приземистую избушку, испуганно спрятавшуюся за большой покосившейся сосной, уронившей свои лапы едва ли не до земли. Мда, а я-то думала, что дом признанного специалиста по зельям и артефактам будет более достойный, а тут вон, какое убожество, одно маленькое подслеповатое окошечко почти у самой земли, крыльцо сгнило, дверь перекошена, а крыша дырявая и наверняка в дождь протекает. Я подобрала юбку, чтобы не испачкать её в грязи и досадуя, что надела свои самые любимый башмачки, очень узкие и совершенно не предназначенные для прогулки в лесу.

- Кого боги несут?! – грубо окрикнула нас вышедшая из леса грязная горбатая баба, сжимающая в левой руке большую корзину с каким-то сеном.

Фу, а это ещё что за грубиянка? Не поздоровалась, не представилась, сразу с расспросами ринулась, словно право имеет нас допрашивать! Я сердито поджала губы, укоризненно глядя на незнакомку, но та лишь скользнула по мне узкими чёрными глазками бусинками, глубоко утопленными в сизых одутловатых щеках, и всё внимание сосредоточила на господине Корсарове.

- Следователь Корсаров, Алексей Михайлович, - господин Корсаров сделал шаг вперёд, вставая между мной и неприятной бабой.

Незнакомка поставила корзину, выпрямилась, со стоном разминая поясницу, а потом опять сгорбилась и проскрипела:

- Ишь, какие птицы