Для такого дела необходимо терпение и удача. Иногда, рассказывали им, шпиону во время войны приходилось оставаться на одном месте несколько дней, зная, что если он издаст хоть один звук, он может погибнуть. Ты облегчался, не сходя с места, и надеялся, что запах не выдаст тебя. А если ты был голоден, то оставался голодным.

Ему не пришлось ждать слишком долго. Они говорили о девушках, о некоторых оскорбительно. Один хвастал, что одна из киндатских девушек улыбнулась ему. Кочы ясно дал понять, что если такую девушку не уложить в постель через день или два, то это позор для мужчины, которому она улыбнулась.

— А если тебе улыбается ваджи? — лукаво спросил один из других парней.

— В задницу его, — резко ответил Кочы.

— О, неужели? — в голосе четвертого звучала насмешка. Раздался смех.

Кочы еще раз выругался.

— Сам увидишь, — сказал он. — Мы с ним разделаемся сегодня вечером.

— Он действительно предложил тебе переспать с ним?

— Конечно, нет. Он бы не посмел. Просто он мне не нравится.

Дамаз на крыше заморгал. Он не шевелился.

— Он же ваджи! — снова произнес четвертый голос, насмешку в нем сменило сомнение.

— Да? А ни один из ваджи не любит мальчиков?

— Но он ведь ничего не сделал, ты сам только что сказал.

— Ему и не надо делать. Говорю тебе, он мне не нравится. Мы его оскопим, пришлют кого-нибудь получше.

— Потому что он нам не нравится?

— Мы — Джанни! — сказал Кочы. — Кто нам отдает приказы, что нам делать?

— Командиры, — ответил кто-то.

— Когда они знают, — возразил Кочы. Дамаз услышал его смех. — Им не всегда нужно знать. Вы со мной? Вы не обязаны, но это испытание, не совершите ошибку.

Он настаивал на своем. Другие на год младше, одному из них всего двенадцать, если голос принадлежал тому, на кого думал Дамаз. Они не смогли бы переубедить Кочы.

Кажется, он был прав.

План нападения на святого человека скорее свидетельствовал о скуке и агрессивности, чем о чем-то другом. Скуку он понимал, агрессивность уже замечал в Кочы и в некоторых других, раньше. В армии она не считалась недостатком.

Ваджи не имел для Дамаза никакого значения. Просто еще один из сменяющих друг друга священнослужителей, присланных в Мулкар, через какое-то время они двигались дальше. Гнусавый голос, не слишком музыкальный. Но из услышанного только что он понял, что никакого происшествия не было. Кочы просто увидел шанс утвердить свою власть над другими учениками. И если его будут допрашивать наставники, найдутся свидетели, которые подтвердят его историю. Вот к чему привела беседа внизу.

У него было много причин не вмешиваться и ни одной, чтобы вмешаться. Ну, может, и была причина. Если кто-то из них этой весной должен получить повышение, то Дамаз хотел, чтобы это оказался он. Он был готов. И ему очень не нравилась мысль о том, что кого-то оскопят ради того, чтобы один мальчишка из Джанни мог позабавиться и утвердить свое превосходство.

— Ты подслушал это под окном?

Дамаз посмотрел на учителя. Покачал головой. Возможно, он все-таки сделал ошибку, придя к Касиму.

— На крыше?

Он кивнул.

Касим улыбнулся. Он уже зажег лампу, чтобы почитать при ее свете, и сидел рядом с ней. Они были одни в комнате. На сегодня уроки закончились.

— Мы тоже это делали, — сказал учитель. — Можно слушать через дымоход, когда в печи не горит огонь.

Дамаз опять кивнул. Он рассказал все единственному человеку, которому мог доверять. Он мог выбрать только Касима, если хотел с кем-нибудь поговорить. Дамаз не был уверен, что он прав. После следующих слов его уверенность еще больше ослабела.

— Тебе не следовало взбираться туда, — сказал учитель.

— Я старался быть справедливым. Удостовериться в том, что думаю правильно.

— Я понимаю. Но, видишь ли, теперь, когда ты убедился в этом, у тебя возникла трудность.

— Я это знаю. Поэтому я пришел к вам!

Касим опять улыбнулся, но сказал:

— Говори тише, пожалуйста.

— Простите, учитель. Простите за все это. Скажите мне, что делать.

Касим пил из своей чашки чай. Он не предложил чаю своему ученику. Учителя этого не делают. Он долго смотрел на Дамаза, задумчивыми глазами поверх серебряной имитации носа. Мужчина, который побывал на войне.

Вечер. Редеющие облака, ветерок с запада. Дамаз видел голубую луну, белая должна взойти позже. Для киндатов имело бы значение положение лун на небе, какой это день, какой час. Он увидел звезду, первую звезду этого вечера. Надо вознести к ней молитву, хотя это предрассудок, а не официальное учение Ашара. В основном ученики молились, чтобы их зачислили в ряды воинов. Сегодня вечером Дамаз молился о том, чтобы дожить до утра и последних ночных звезд.

Он был один у ворот, через которые выходят в город. Он ждал. Если не объявляют состояние боевой готовности, Джанни могут свободно выходить из лагеря по вечерам, ворота открыты. Снаружи всегда есть женщины, они поджидают их. Алкоголь верующим запрещен, разумеется, но не каждый отличается благочестием, а женщины никому не запрещены. Мальчики, проходящие обучение, должны возвращаться в казармы до вторых ночных колоколов. На солдат не накладывают подобных ограничений в мирное время, однако им устраивают перекличку каждое утро на восходе солнца, и они обязаны на ней присутствовать.

Все это означало, что у Кочы и его дружков нет никаких причин скрываться, направляясь к воротам из лагеря. Они и не скрывались. Дамаз увидел, как они приближаются по широкой ровной гравиевой дорожке. Они смеялись. Ему их смех показался нервным, но это могло быть результатом его собственного беспокойства.

Его учитель объяснил это ему просто.

— Ты принял решение, сознательно или нет, когда полез на крышу. Если этот человек пострадает или погибнет этой ночью, вина ляжет на тебя.

— Не на них?

— Да, на них тоже. Бремя в таких случаях, как этот, распределяется в разной степени. Но ты теперь знаешь, и это имеет значение.

На высоких столбах вдоль дорожки горели факелы, и лампы у ворот, и стражники дежурили там и на мостике над ними. Дамаз шагнул вперед, чтобы его увидели.

Он действительно знает. И это имеет значение.

— Кочы, на два слова! — крикнул он.

Их было четверо. Они остановились перед ним.

— На два слова? — Кочы рассмеялся. — Дамаз? Хочешь знать, какие слова у меня для тебя есть?

Другие тоже рассмеялись. Они очень молоды, важно помнить об этом, и они, конечно, сейчас должны бояться. Дамаз сделал вдох. Он понимал, что может здесь умереть. Он к этому не был готов. Он хотел прожить свою жизнь, ради калифа, ради Ашара, ради самого себя.