Каждому из них дали боевой кинжал. Они не часто тренировались с таким оружием. Дамаз подумал, не поэтому ли сердар выбрал такое оружие. Наверное, нет. Более вероятно, из-за ограниченного пространства. Или, может быть, потому что схватка на кинжалах была более жестокой, а потому более интересной. Развлечение — вот чем отчасти будет этот бой.

Ему не следует так думать, сказал он себе. Ему следует думать, что его смерть, возможно, уже здесь, сейчас, ждет, что ему нужно отчитаться за свои дни под звездами и быть готовым умереть. Или убить. Он никогда еще никого не убивал. Но ведь он бы хотел получить повышение, правда? Стать настоящим Джанни калифа. А это значит — убивать мужчин и женщин (и детей?), не так ли?

Он смотрел на Кочы и не двигался.

— Сердар! — услышал он. Это произнес Касим, который предал его доверие и навлек на них все это. Касим стоял за спиной Дамаза. Мальчик его не заметил, поскольку не оглядывался.

Сердар обернулся. Касим сказал:

— У парня из третьего полка должен быть второй нож, учитывая то, что они собирались предпринять.

При свете ламп Дамаз увидел скупую улыбку сердара.

— Значит, второй парень это знает. Бой на войне зависит не только от равенства оружия, правда?

— Не только, — согласился Касим. — В таком случае, могу я показать ученику третьего полка, что даю второй клинок его противнику?

Голоса вокруг них до этого стихли, теперь они снова зазвучали громко. Дамаз наблюдал за сердаром. Касим стоял рядом с ним. Он еще не протянул руку за новым кинжалом.

Они услышали смех сердара.

— Кто-нибудь должен отрезать тебе нос, Касим! — произнес тот, и все собравшиеся — их уже были сотни — ревом выразили одобрение. Их сердар отпустил шутку!

Сердар кивнул. Дамаз взял кинжал, меньших размеров, чем тот, который он уже держал в руке, и сунул его за пояс. Некоторые умели сражаться, держа по кинжалу в каждой руке. Он не умел.

— Благодарю вас, учитель, — сказал он.

— Не благодари меня, — ответил Касим. — Я не думал, что так все получится.

— Какой человек управляет течением событий мира? Разве вы не учили нас этой мудрости тракезийцев?

Он видел, что его учитель растроган.

— Мне будет жаль, если ты умрешь, — сказал Касим.

— Я не умру, — ответил Дамаз и по знаку сердара шагнул вперед, в круг из людей, — с одним клинком в руке и вторым за поясом.

— Как ты догадался это сделать?

Дамаз смотрел на учителя при колеблющемся на ветру свете ламп. Он не ответил. Он не знал ответа. Все было очень сложно, даже сложнее, чем раньше, во время боя. Черный дым колебался над факелами. Он боялся, что его стошнит.

Стражники уносили прочь тело Кочы.

Четверо несли его, двое шагали с факелами рядом. Толпа рассеивалась, большинство Джанни, громко беседуя, устремились за ворота, куда они направлялись до того, как их отвлекли. Ночь только началась, белая луна все еще поднималась, город ждал их за стенами лагеря. Прошло так мало времени.

Сердар и два командира уже ушли. Командир пятого полка остановился возле Дамаза и одобрительно положил руку на его плечо. Это будет отмечено, в этом все дело. Кажется, он принес их полку триумф и почет. Раньше командир никогда не показывал, что знает о существовании Дамаза.

По-видимому, также, он уже не ученик. Сердар объявил об этом перед уходом. Теперь Дамаз стал одним из любимых Джанни Великого Калифа Гурчу, правящего в Ашариасе по милости Ашара и священных звезд.

Он готовился к этому с тех пор, как они решили считать его перспективным и не стали кастрировать.

Официально они никогда не тренировались с кинжалами. Кинжалы — не настоящее оружие Джанни, хотя все они носили кинжалы, для трапез, для того, чтобы перерезать веревки.

Но когда они сближались с противником в кольце кричащих людей и начинали кружить друг вокруг друга, Дамазу пришла в голову мысль. Мысль о том, что дым от факелов теперь несется из-за его спины (это не было спланировано, лишь по случайности его поставили на одну сторону, а он описал дугу и оказался на другой стороне), и о том, что у него теперь два клинка.

И поэтому… поэтому он метнул первый кинжал, который ему дали, тот, что он держал в руке, как раз в тот момент, когда завеса черного дыма накрыла его из-за спины и оказалась между ними, когда они с Кочы сближались.

Все играли кинжалами. Бросали их в стволы деревьев и свисающие плоды. Метали в птиц на ветках (и редко попадали). Держали пари в играх с другими мальчиками. Проигравший чистил нужники.

Или умирал.

Сегодня вечером на них не было никаких доспехов. Он метнул кинжал в грудь Кочы, когда находился всего в нескольких шагах от того и они сближались друг с другом, готовясь защищаться и наносить удары. Крупный юноша, Кочы обещал стать еще более крупным мужчиной. Он стал легкой мишенью. Намного более легкой, чем птица на тополе. А из-за дыма он не увидел движения Дамаза — как его рука взлетела вверх и назад, а не вперед — пока не стало слишком поздно, и он не успел (навсегда не успел) сделать хоть что-нибудь.

Разве что схватиться за грудь, уронить свое оружие и издать тонкий, странный звук. Звук, который, подумал Дамаз, он теперь, может быть, будет слышать до конца своих дней.

В каком-то смысле они разочаровали собравшихся зрителей. Все закончилось так внезапно, одним быстрым броском. Дамаз схватился за второй кинжал — кинжал Касима — и рванулся вперед, рассчитывая воспользоваться преимуществом, которое дает ему ранение противника.

Но в этом не было необходимости. Он уже убил противника.

Он стоял там, внезапно охваченный неуверенностью, растерянный, над трупом мальчика, чью жизнь он отнял между факелами и фонарями, под голубой луной. И внезапно, испытав потрясение, он вспомнил в тот момент, что маленьким ребенком жил на западе, его звали Невен и у него была сестра, которую он любил.

— Ты не спишь?

Иногда дед так делал. Даница слышала его голос у себя в голове и просыпалась в страхе. Она редко боялась в дневное время; а вот ночи бывали разными, и теперь многое изменилось. С тех пор, как она убила Кукара Михо.

— Не сплю, жадек. Я опять кричала?

— Нет. Нет.

— Тогда что?..

Она все еще плыли по морю на «Благословенной Игнации», сегодня должны были приплыть в Дубраву, как сказал капитан. Там ждут очередные перемены, и, возможно, ее убьют.

Но то, что она сказала раньше, оставалось правдой: она бы наверняка погибла, если бы вернулась домой. Там слишком много членов клана Михо, злой, мстительной семьи. Сеньян для нее на замке. Как башня или ворота святилища.

Она чувствовала, что ночь закончилась, и скоро взойдет солнце, но трудно было определить это внизу, под палубой.