Теперь я читала от нее письмо и ревела перед окном в «Сабвее». Я была счастлива, что у Лали так хорошо все сложилось. Но мне было жаль, что она ошибалась насчет меня. Я сделала три глубоких вдоха, чтобы успокоиться. Почти помогло.

Единственное, чего мне сейчас хотелось, – это встать из-за стола, пойти к метро и никогда больше не возвращаться в офис страховой компании.

Я съела треть сэндвича. Больше не смогла. С утра плохо себя чувствовала. Кружилась голова. Знобило так, что не хотелось лишний раз двигаться. Шипучие таблетки не помогали. На два часа становилось лучше, а после резко накрывало с новой силой.

В нашем отделе было не принято брать больничный. Болеть, как и уходить в отпуск, было невыгодно. Зарплаты маленькие, премии – раз в три месяца. После двухнедельного отпуска можно было остаться без денег на целый месяц.

Мы работали посменно, и нам разрешалось «отлежаться» пару дней, а после отработать в свои же выходные. В случае легкой простуды это помогало. Лечились долго, но без осложнений. Самые стойкие продолжали ходить на работу, даже обливаясь соплями и задыхаясь в кашле.

Начальству не нравилось, когда кто-то решался взять больничный и отсутствовал дольше недели. Ходили слухи, что часто болеющих просили написать заявление. Но я знала, что это не слухи. В голове не укладывалось, как такое могло происходить в страховой компании. В месте, где, по идее, должны были заботиться, поддерживать и помогать, если ты вдруг оказался в сложной ситуации.

Я вернулась с обеда и поставила себе градусник, который достался мне в наследство от Марины. Он запищал через две минуты. Тридцать восемь и одна.

Устроившись на работу два года назад, я начала болеть. Часто. Каждые три месяца подхватывала простуду. Даже в летний период. В школе и в институте я не простывала годами. Я ходила без шапки, носила легкие куртки, ела мороженое и пила колу со льдом в тридцатиградусную жару – и хоть бы что.

– Маш, кто тебя просил делать базу знаний? – Напротив меня за перегородкой выросла Оля. – Кто тебя просил?

– Я не понимаю, о чем ты.

– Кто тебя просил? – повторила Оля. – Зачем ты ее делала? Это было мое задание!

– Мне Юля сказала ее сделать, – ответила я. – Когда мы обсуждали результаты оценки персонала. Она сказала дополнить инструкции и скинуть в один файл. Ну и оглавление сделать.

– Это было мое задание! – кричала Оля. – Маш, это же нечестно. Я просто не понимаю, зачем так делать. Ты… ты все делаешь. Ты хочешь быть везде. А мне что делать? Я тоже здесь работаю и хочу себя проявить, но ты… ты не даешь мне развиваться! Идешь по головам.

Наш разговор на повышенных тонах слышало все управление.

– Не кричи на меня. Наверное, тебе лучше спросить у Юли, зачем она дала нам одинаковые задания, прежде чем орать на меня.

– Извини, Маш, – вздохнула Оля. – Я не сдержалась. И не подумала об этом. Но зачем ей сталкивать нас?

– Я не знаю, – ответила я. После этого разговора у меня еще больше разболелась голова. Я знала только одно: с тех пор как Юлю сделали нашим руководителем, атмосфера в нашем коллективе испортилась окончательно.

Я кое-как досидела до половины девятого, а после собралась и вышла из офиса. У входа курил Андрей. Протянул пачку сигарет. Я отказалась.

– Приветули. Ты в порядке? – спросил он. – Выглядишь хреново.

– Был тяжелый день, – ответила я. – И кажется, я заболела.

– Поехали ко мне, я тебя быстро вылечу, – зевал Андрей. – Мы с тобой раздавим бутылочку вискаря, поговорим и спать ляжем. Я к тебе не буду приставать. Я же приличный молодой человек.

– Ладно, я опаздываю.

– Но ты все равно приезжай, если надумаешь. Мое предложение в силе. Я вчера как раз эпиляцию сделал. Хочешь, покажу? Я теперь живу рядом с метро «Марьино». Позвони, когда приедешь, я тебе объясню, как дойти.

Каждый раз после разговора с Андреем мне хочется помыться – жесткой мочалкой и дегтярным мылом. Настроение падает в ноль. Мне двадцать пять, а я до сих пор мямля. Не могу поставить придурка на место. Хочется, чтобы пришел кто-то уверенный и сильный и сделал это за меня. Как будто мне двенадцать, а не двадцать пять.

Листая журнал в метро по пути домой, я наткнулась на статью с несколькими фото пожилых седых парочек, которые познакомились и влюбились вдруг в друга еще в подростковом возрасте, а после прожили вместе целую жизнь. Временами им хотелось убить друг друга, но развестись – никогда.

Я чуть не плакала, глядя на эти фото. Строчки расплывались перед глазами. Эти простые и милые истории о первой любви на всю жизнь, похожие друг на друга, не имели ко мне никакого отношения. Я дала себе слово больше никогда не читать такие статьи и закрыла журнал. Не заметила, как задремала. Проснулась разбитой и еще более больной.

Я уже давно отпустила Диму, но иногда мне становилось нестерпимо грустно от мыслей о том, что давно прошло и больше никогда не повторится. О том, что за два года я так и не смогла построить свою жизнь и стать счастливой.

В то же время я знала: если Дима захочет вернуться ко мне, я буду с ним. Место рядом со мной до сих пор было свободно. Я так и не смогла встретить кого-то лучше. Разве что Баранова.

Мои чувства к начальнику были похожи на легкую манию. Я не понимала, влюблена я или нет. Просто однажды я зацепилась за него своими мыслями и теперь никак не могла отделаться от них. Иногда я ловила на себе его взгляд, и тогда мне казалось, что я ему интересна. Тогда я еще сильнее цеплялась за эти мысли. Мне казалось, что еще совсем немного – и мы начнем общаться, а потом постепенно станем ближе. А пока он только здоровался со мной, да и то не всегда. Об этом я тоже очень переживала. Если Баранов прошел мимо, не заметил, промолчал – мое настроение портилось на два дня вперед. Мне казалось, что это конец, и у меня с ним ничего и никогда уже не будет. Конечно. Люди за два года успевают жениться и детей родить, а мы только и делали, что переглядывались и здоровались пару раз в неделю.

Повышение было для меня единственной возможностью привлечь его внимание, начать больше с ним взаимодействовать и проявлять себя. Доказать ему, что я могу намного больше, чем делала эти два года. Я так стремилась к этому, столько всего делала, но… так и осталась на том же месте, с которого начинала в двадцать три года. И это было обидно до слез. У меня больше не было причин оставаться в страховой компании.

Утром температура поднялась до тридцати девяти. Мне вызвали врача на дом и выписали больничный. Я выпила прописанные таблетки, укуталась в одеяло и провалилась в сон перед телевизором.

Проснулась под вечер, когда с работы вернулась мама. Принесла еще таблеток, капли в нос, спрей от кашля. И малиновое варенье. Температура снизилась до тридцати семи, но пробился сухой кашель.

– Ты лечись, главное – малину ешь. Таблетки пила утром? Тебе с работы не звонили?