что Дима непроизвольно сжал ее пальцы. Глупая идеалистка Черемуха! Как же они в этом были похожи с Кирюхой!

— Лен, забей, — посоветовал он, — уж обвинять в чем-то тебя у меня даже мысли не было. Жалко только, что мы так и не станцевали тогда этот чертов вальс: все-таки тебе почти удалось меня ему научить.

Она хмыкнула и погладила большим пальцем по тыльной стороне его ладони. У Димы сильно стукнуло в груди.

— Если я признаюсь, что нарочно тогда затягивала обучение, чтобы был повод снова остаться с тобой наедине? — улыбнулась она и смело подняла на Диму глаза. Он повел плечами и с трудом удержал себя от того, чтобы дотронуться до ее щеки. Как давно это было, а Дима отлично помнил бархатистость ее нежно-розовой кожи и пары лет жизни не пожалел бы, чтобы снова ее ощутить.

Понимала ли Ленка, какую по-прежнему имела над ним власть?

— Я знаю, — немного глуховато ответил он и глубоко вздохнул, разгоняя наваждение. Не хватало еще снова испортить с Черемухой отношения из-за собственного помешательства. Он же и не знал, на самом деле, ничего о ее жизни. Может, у нее парень есть или вовсе муж, а тут он со своими покрывшимися паутиной ласками. Вспылит и пошлет его к чертовой бабушки. А он еще с прежнего адреса не вернулся и так и не выполнил данное сыну обещание.

Когда бы ты стал таким осторожным, Корнилов?

— Ты была такая важная и смешная, что так и тянуло тебе подыграть…

— Важная и смешная? — шутливо возмутилась Лена, разряжая обстановку. — Ах ты, поганец! А говорил, что я потрясающая девчонка!

Дима позволил себе рассмеяться.

— Одно другому не мешает, — сообщил он и тут же охнул, получив в больное плечо весьма чувствительный тычок. Схватился за него, резко выдохнул — и увидел прямо перед собой огромные испуганные Ленкины глаза. Она несколько секунд смотрела на него не мигая, а потом вскочила и стиснула руки.

— Ой, Димка, извини, извини, пожалуйста! — забормотала она, мигом напомнив себя прежнюю — порывистую и невероятно отзывчивую. От этой мысли и от ее встревоженного взгляда он почти забыл о боли, но сказать об этом не успел: Лена ринулась в соседнюю комнатку, а, когда появилась, в руках у нее была аптечка.

— Лен, — скривился Дима, догадываясь, что она собирается делать. — Оставь, все само заживет.

Но она и слушать его не стала. Вынула какой-то бутылек и упаковку ваты, вскрыла последнюю и, вытащив оттуда кусочек, вместе с бутыльком подошла к Диме. Снова присела рядом и негромко вздохнула.

— Не сердись, — непонятно проговорила она и, очень быстро смочив вату жидкостью из пузырька, осторожно промокнула ей разбитую Димину губу.

Ее встревоженное лицо оказалось преступно близко от его лица.

— Ты раскрасила меня зеленкой? — заставил себя отвлечься от созерцания ее губ Дима. Кажется, они ничуть не изменились за те двенадцать лет, что он их не целовал. И он запросто продал бы душу дьяволу лишь за то, чтобы скостить этот срок до нескольких секунд.

Внутри закручивалось узлом бесполезное желание.

— Портишь мой геройский образ в Кирюхиных глазах.

Лена улыбнулась одними губами; взгляд ее был по-прежнему серьезен и сосредоточен.

— Это хлоргексидин, он бесцветный и не щиплется, — пояснила она, очевидно приняв всерьез его слова про зеленку. А Дима всего лишь хотел ее развеселить. — А Кирилл, уверена, гордится тобой независимо от образа. Я бы гордилась.

Он бросил на нее быстрый острый взгляд, но не позволил себе зацепиться за ее последнюю фразу.

— Ты все такая же сентиментальная мечтательница, Черемуха, — необидно усмехнулся он. — Хоть и пытаешься это скрыть.

Она пожала плечами и, снова смочив ватку, теперь приложила ее к Диминой брови. Он был уверен, что смысла в том уже никакого нет, но не стал озвучивать эту мысль. Он знал, что Ленке важно успокоить свою совесть, и не хотел отнимать у нее эту возможность. Она заслужила спокойствие. Которое самому ему не светило.

— А ты совсем другим стал, Димка, — сказала Лена и зачем-то подула ему на бровь, хотя действительно совсем не щипало. Он скрипнул зубами: то ли от новой ее близости, то ли от того, что стал в ее глазах «другим». Ну да, жизнь заставила повзрослеть, Лен. Хотя, возможно, это и не слишком очевидно. — У тебя сын, — продолжала между тем Черемуха, явно не замечая его смятения. — Я даже не думала, что у тебя может быть ребенок. Да еще такой взрослый. И что ты возьмешься вот так, без матери…

На ее лице появилось такое знакомое Диме восхищенное выражение из юности, что он на секунду сомлел, позволив себе эту короткую передышку. Однако следом мотнул головой, сбрасывая Ленкину руку, а после и вовсе встал. Лена смотрела на него удивленно и чуть настороженно.

— Его мать — Ксюшка Енакиева, — жестко проговорил он, не желая, чтобы Лена снова заблуждалась на его счет — пусть теперь и в лучшую сторону. Но он слишком долго огребал за свою ложь, больше не хотел. — Я переспал с ней сдури, когда понял, что ты уехала. Никаких отношений я с ней заводить не собирался, а она, очевидно, не собиралась воспитывать моего ребенка. Поэтому прямо на перроне, когда я вернулся из армии, сунула мне в руки Кирюху, а пока я сообразил, что произошло, она уже сидела в соседнем поезде и махала нам рукой. С тех пор ни я, ни Кирюха ее не видели. Надеюсь, так будет и впредь!

Он сжал кулаки, на пару секунд нырнув в то отчаяние, когда понял, что потерял свою Черемуху навсегда. Его выпустили из СИЗО аккурат к выпускному, и он, как последний кретин, первым делом рванул в школу, надеясь объяснить Ленке, как все было на самом деле, и заставить ее себе поверить. Все дни за решеткой только этой мыслью и грелся, вспоминая Черемухину самоотверженность и не сомневаясь, что Ленка к нему неравнодушна. Представлял и ее гнев, и ее слезы, и ее удивление, и ее прощающую улыбку — не представлял только рубанувших по живому слов бывшей классной:

— Они уехали, Корнилов. Всей семьей. Еще до экзаменов. Подозреваю, что ты сыграл в том не последнюю роль.

Дима захлебнулся в этой ненависти и собственной безвозвратной потере. Она обрушилась как-то сразу, выбив почву из-под ног, и он даже сейчас не мог вспомнить, откуда в этом беспросветном мальчишеском горе взялась Ксюшка. Она что-то бормотала о том, какой Корнилов сильный и смелый, а Дима представлял на ее месте свою Черемуху и именно ее любил — в