нем приобретали компьютеры, и, неприметно стоя за спинами покупателей и продавца, Владлен Борисович внимательно наблюдал, как они работали, как двигают мышкой и вызывают на экраны мониторов файлы и папки, как включают и выключают эти загадочные приборы.

Больше всего ему понравился планшет. В магазине он видел несколько по цене, начиная от одиннадцати тысяч рублей. Воронов прежде даже не мог представить, что можно идти по улице, печатая на ходу, смотря кино или слушая музыку. Планшет показался ему идеальным инструментом для такого писателя как он — энергичного, моложавого, не чуждого новым веяниям. В общем, как сказали бы в веке двадцать первом, — продвинутого. Иметь такую вещицу было сейчас верхом его желаний, с ней он мог бы заниматься любимым делом — писать книги — в любое время и в любых обстоятельствах. Правда, тексты из этого планшета еще нужно было как-то вынуть и распечатать, но для этой цели в этом времени существовали специальные приборы — принтеры. Вот если бы у него было такое печатающее устройство!

Понемногу в голове Воронова стал складываться некий план действий, суть которого была — получить максимум выгоды из его странных переходов в будущее, если они будут происходить снова. Обзавестись тут этой чудо-техникой и как-то перенести ее с собой, захватить в прошлое компьютер, принтер или хотя бы маленький планшет.

— Но о том, чтобы купить их, не могло быть и речи. Денег в привычном смысле слова в этом времени, по-моему, уже не было. Во всяком случае, я видел, как все покупатели расплачивались за товары какими-то пластмассовыми карточками.

Воронов покачал головой.

— К тому же эта техника была не по карману такому как я, жителю двадцатого столетия. А ведь я — достаточно популярный прозаик, и у меня неплохие гонорары и хорошие тиражи. Но в том магазине многие приборы, судя по ценникам, стоили и тридцать, и пятьдесят, и даже восемьдесят тысяч рублей. А у нас в начале 70-х, когда и начались мои «переходы», даже автомобиль «Жигули»-«копейка» поначалу стоил чуть больше пяти тысяч рублей, и был не по карману большинству граждан страны. А сегодня он стоит уже больше семи тысяч, и свободно купить его можно разве что на черном рынке, а это еще четыре или пять тысяч сверху.

Сотников прищелкнул пальцами.

— То есть, вы хотите сказать, что сорок лет спустя в Советском Союзе будет такая инфляция, что…

Вместо ответа Воронов лишь криво усмехнулся.

Что до меня, то я-то отлично знал, что он хотел сказать. Я уже начинал догадываться, что писатель Воронов потом ещё не раз побывал в моем времени. А, судя по всему, не исключено, что и теперь периодически туда наведывается. И тогда он прекрасно знает, что никакого Советского Союза в начале 2020-х годов уже давно и в помине нет.

— Не скажете? — повторил Сотников.

— А зачем? — вопросом на вопрос ответил писатель. — Если ход времён неизменен, очень скоро вы сами всё узнаете. А я ведь и так уже сижу в психушке, верно?

— Тем более, — в тон ему ответил шеф. — Получается, что вам вроде как и терять нечего.

— Ну-ну, не будем сгущать краски. Вы находитесь в лечебном учреждении, не имеющем ничего общего с психиатрической лечебницей, — кажется, впервые прервал свое молчание особист, обращаясь к Воронову. — Пройдете медицинское освидетельствование, все необходимые тесты, и далее у нас не будет никаких оснований задерживать здесь столь известного человека и знаменитого писателя. Мы просто печемся о вашем здоровье, Владлен Борисович.

— Вы же пишете наш разговор, — с горечью напомнил писатель. — А я тоже надеюсь все-таки отсюда выйти. Но любое мое слово может быть обращено против меня, а я и так наговорил тут с три короба.

— Тогда давайте сделаем небольшой перерыв, — мягко предложил Воротынов.

Писатель смерил его долгим взглядом и покачал головой.

— Ну, уж нет, — возразил он. — Могу передумать. А раз уж я решился, давайте я расскажу вам всё, как было, а вы уж потом сами решайте, что со мною делать. Только, пожалуйста, не приписывайте мне антисоветчину, я расскажу лишь только то, что видел своими глазами.

И Воронов продолжил свое повествование.

Выйдя из магазина, он в скором времени все же увидел тогдашние деньги. Неподалеку от магазина «Технопарк» был маленький стихийный базарчик, где сидели в основном бабушки, предлагая прохожим аккуратные букетики первоцветов. Пройдя мимо одной из них, Воронов увидел, как проходящая молодая парочка, по виду студенты, купила один такой сине-белый букетик. Парень протянул продавщице денежную купюру, и пока та давала сдачу, достав деньги из полиэтиленового пакетика, Воронов разглядел номиналы купюр. Студент дал пятисотку, а бабуля отсчитала ему четыре сотенные. Воронов разглядел в ее «кубышке» и кое-какую желтую и серебряную мелочь; очевидно, это была разменная монета.

Значит, всё дело в соотношениях, решил он и немного приободрился. Если простой и скромный букетик подснежников тут стоит целую зарплату инженера в реальном времени писателя двадцатого столетия, значит, жители этого времени зарабатывают десятки тысяч рублей. Во всяком случае, на одну месячную зарплату тут вполне можно было купить планшет с большим экраном. Этот прибор теперь уже не шел из писательской головы, став для Воронова навязчивой идеей. Оставалось только придумать, как и на что его приобрести, а затем доставить обратно, в свое время. О том, что на сей раз всё может пойти иначе, чем в прошлые переходы, и он может остаться навсегда в XXI веке, Воронову даже в голову не приходило.

Поэтому когда под вечер, набродившись по городу будущего, полный невероятных впечатлений и голодный как волк, Владлен Борисович Воронов вдруг неожиданно для себя очутился в собственной квартире, он даже почти не испугался.

Он снова был дома, в привычной обстановке и в своем времени, а в прихожей отчаянно трезвонил телефон. Как и ожидалось, это названивали из издательства, раздосадованные тем, что днем он не явился на встречу с читателями и потом не отвечал на телефонные звонки. Извинившись, Владлен Борисович сказался больным, быстро договорился о переносе читательской конференции на другой день и отправился на кухню утолить, наконец, сильный голод и мучительную жажду. В холодильнике имелось для этого все необходимое, и уже полчаса спустя Воронов восседал на диване с бутылочкой холодного «жигулевского», предаваясь радужным мечтам о будущем.

Однако первым делом он постарался тщательно вспомнить весь сегодняшний день до «перехода». Воронов пытался понять, не было ли там какой-нибудь приметы или зацепочки, по которой можно было бы судить о скором приближении его перемещения во времени. Это могла быть встреча с кем-то, неожиданная весточка, внезапный приступ головокружения или другое