Натали непостижимым образом улавливает мысль Рамолы и, поменяв местами жену и мужа, бормочет: «Бедная госпожа Лисичка умерла».

Мимо не проезжает ни одного автомобиля, ни одной «Скорой». Сирен не слышно даже вдалеке.

Рамола еще раз смотрит на часы. Они прошли шестнадцать минут. Джош, должно быть, уже в клинике.

В двухстах шагах впереди виднеется ярко-зеленый щит с эмблемой национального парка Бордерленд. Главный въезд находится на другой, западной стороне парка. Здешний указатель установлен у запасного въезда и маленькой грунтовой автостоянки, с которой в парк пропускали посетителей, заранее купивших годовой абонемент. От стоянки уходят две тропы. Тропа Боба — узкая, извилистая, с проступающими венами древесных корней, окруженная ледниковыми валунами и густым лесом. У второй тропы нет названия, по подсобной грунтовой дороге в две полосы разрешаются и ходьба пешком, и езда на велосипеде. Деревянные ворота с висячим замком преграждают посторонним вход в самое сердце парка. К стоянке примыкает перекресток, на восток уходит Линкольн-стрит, на запад — Аллен-роуд. За перекрестком у обочины Бей-роуд опять появляются жилые дома.

— Джош ни хрена не торопится, — замечает Луис.

Натали кашляет сухим, натужным кашлем, словно горло забито пылью, тяжело дышит.

— Не переусердствуй. Давай сделаем привал. Ненадолго, — предлагает Рамола.

— Я в порядке. То есть сиськи болят, спина разламывается и бедра разъезжаются в стороны. Но в целом все хорошо. — Натали опять кашляет, потом рычит, словно желая отпугнуть очередной приступ.

Луис обгоняет Натали на несколько метров, одним ловким движением разворачивает велосипед и поворачивается к ней лицом.

— Какой я дурак, — говорит он. — У меня же есть вода. — Жестом ведущего шоу он показывает на бутылки с водой у себя на груди. — Выбирай с умом[20].

Рамола, не подумав, отвечает:

— Это правда, твоя обезвоженность всем может доставить хлопот, но в первую очередь тебе и твоему ребенку. Тебе надо попить воды.

Натали резко останавливается и выкрикивает:

— Надо? Ты так думаешь? — Зубы оскалены, взгляд остервенелый, в глазах — нескрываемая злоба. В университетские годы Рамола вышучивала и приветствовала вспышки злости Натали, направленные как правило на невменяемых преподов, грубиянов в баре и тупых недорослей, удивленных ее отказом выпить с ними.

Не пасуя перед гневным взглядом Натали, Рамола в то же время видит в нем досаду и обвинение в измене. Натали часто-часто моргает, словно вот-вот расплачется. Она поворачивается к Луису спиной и то ли говорит, то ли спрашивает:

— Мола? — Согнув левую руку, Натали морщится.

— Все в порядке? — спрашивает Луис.

Началось заражение или нет, пока неизвестно, однако Натали явно боится, что проявит гидрофобную реакцию на воду. Высокая температура и гриппозные симптомы не обязательно свидетельствуют об инфекции, они могут быть побочными эффектами вакцинации. А вот гидрофобия, как и появление пены на губах, — классический признак бешенства.

Рамола трет правое плечо подруги и готова прошептать «мы должны знать», но фраза кажется ей эгоистичной, хотя она сама не может объяснить, почему. Вместо этого Рамола шепотом произносит:

— Возможно, ты зря волнуешься.

Может ли высказывание быть лживым, даже если облечено в форму предположения?

— Не зря, — отвечает Натали.

— Надо попробовать. — Рамола мысленно отчитывает себя, что не нашлась сказать что-нибудь получше, что-нибудь более решительное и обнадеживающее.

Натали прикрывает веки, трясет головой, кашляет.

— Охренеть! — Она движением плеча сбрасывает руку Рамолы и поворачивается к Луису. — Эй, чувак, я жду не дождусь, когда смогу выпить вкусной воды, что висит у тебя на шее. Давай, брызгай!

Рамола подходит к парню. Луис совершенно растерян, прирос к седлу велосипеда.

— Можно? — спрашивает Натали и начинает снимать одну из бутылок, висящих на перекинутой через шею парня веревке. — Вода, я надеюсь, настоящая? Питьевая?

— Угу. — Луис позволяет Рамоле отвязать одну из бутылок. — Сам утром наливал.

— Как наливал? С добрым сердцем? — сходит с ума Натали. Жалкий юмор и тень паники в голосе подруги вызывают бо́льшую тревогу, чем слезливые мольбы и нытье. — Гляди, чтобы на бутылке на оказалось кишок бешеного енота. Это не в моем вкусе.

— Я выберу чистую. — Рамола забирает бутылку, отвинчивает крышку и быстро делает глоток.

Вода холоднее, чем она ожидала. У нее типичный привкус пластика, из которого сделана бутылка, но она несомненно чистая. Организм требует новых глотков. Ничего, пока обойдется.

— Фильтрованная? — спрашивает Натали. — Из-под крана? Броктон — довольно большой город. Какой там уровень нитратов, не знаешь? Отчет о качестве городской воды у тебя с собой? Ведь я пью за двоих и все такое.

Рамола бросает взгляд на Натали, прижимая бутылку к груди, как ребенка, маленькие ладони обхватывают горлышко, скрывая уровень жидкости.

— Вкус у воды нормальный, — говорит она.

— Ты умеешь распознавать вкус свинца, нитратов, сульфатов и прочих атов?

Натали стоит всего в нескольких шагах от Рамолы.

— Да. Я же врач. — Рамола мысленно умоляет подругу смотреть ей в лицо, а не на бутылку.

На губах Натали, мелькнув, исчезает слабая улыбка.

— Врач, но не водоэксперт.

Рамола заходит с правого бока, медленно двумя руками протягивает бутылку Натали.

— Ладно. Опять придется пи́сать на обочину. — Натали тянет к бутылке правую руку. Пальцы дрожат. Рука опускается. — Извини, немного устала от ходьбы.

— У тебя был тяжелый день, — подыгрывает Рамола.

Натали снова тянется к бутылке. Легкая дрожь по мере приближения руки к бутылке превращается в тряску. С губ Натали срывается тонкий писк — судя по выражению ее лица, явно непреднамеренный.

Рамола делает шаг вперед и подводит руку подруги к бутылке. Натали зажмуривается, трясется уже не только рука, но и все плечо, голова. Натали отдергивает руку. Вода проливается на асфальт. Рамола крепко держит бутылку.

Натали, задыхаясь, говорит:

— Я… не могу.

— Давай подсоблю. Ничего страшного. Ты измучена. Организму не хватает влаги, — уговаривает Рамола тоном, которым говорит с самыми тяжелыми больными. — Расслабься. Выдохни. — Доктор пытается погасить бушующую в душе панику, представляя себе то, что нужно сделать и сказать, в виде списка инструкций и процедур, записанных своим же четким почерком черным фломастером на белой лекционной доске, — этот метод борьбы со стрессом она выработала еще в ординатуре.