Ангелы же лишь в ответ на боевую готовность демонов, нехотя поддержали Михаила, тоже расправляя крылья и подчеркивая звериные черты. Армия света заметно сомневалась в правде своего предводителя, но на войне солдаты не задают вопросов и не спорят с генералами, даже когда их отправляют на верную гибель ни за что, ни про что.

Войска качнулись друг навстречу другу и, вздрогнув, все разом повалились на землю, зажимая уши.

— «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний»![2] — зычно прогремело в голове каждого.

От этого жуткого, продирающего до костей голоса, который почему-то звучал внутри собственного «Я», перебивая мысли, Матфея буквально вжало в грязь.

Когда он сумел наконец-то поднять черепушку, то заметил между встающими с земли ангелами и демонами щупленького старика с хитрыми глазками. Егорушка, как ни в чем не бывало стоял на пути двух войск и, посвистывая, ожидал, когда они придут в себя. Вид у него был такой, будто он все это время продрых в канаве. Не верилось, что это ему сейчас принадлежало слово, что одной силой своей опрокинуло ниц армии света и тьмы.

[1]Откровение Иоанна 21 глава — Библия.

[2]Откровение Иоанна 22 глава — Библия

Вспышка 12. Сказ о сотворении мира

— «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний»![1] — То был глас Божий.

Варя вздрогнула подкошенная вместе со всеми силой слова Господа своего. И первым делом испугалась за Матфея. Он наверняка начнет противиться, и это причинит ему боль, возможно, эта боль лишит его рассудка. Так уже бывало с теми пророками, кто не готов был внимать.

К Вариному облегчению, Матфей поднял голову, и, осознанно взглянув на неё, нашел её руку и крепко сжал пальцы. Они вместе с остальными поднялись с земли. Бог невозмутимо прохаживался по дорожке между демонами и ангелами.

— Всегда мечтал сказать это от души! Хорошо звучит, правда, детушки?! — добродушно поинтересовался Бог, вновь вернув себе елейный голосок обычного старичка.

Варя никак не могла понять, почему Бог из всех личин предпочитает маску страшно-противного, тщедушного, кривого, иногда даже покалеченного, бродячего шута.

Из века в век по миру шел блаженный старик, и не знали люди, швыряясь в него гнилой репой, что этот старик, смеющий через шутки-прибаутки ведать им правду в глаза, и есть их Бог. А мог бы стать кем угодно, мог бы выбрать лик благообразного старца-философа с окладистой бородой и мудростью в очах, перед которым публика бы благоговела, которому бы внимали. Однако ж нет, он предпочитал вызывать брезгливость, злость и недоумение. Это не похоже на любовь, ведь когда любишь, хочется нравиться.

— Отец?! — восторженно выдохнул архангел Михаил, выпрямляясь в полный рост. — Ты явил себя нам, чтобы дать нам ответы!

— Я-то? — лохматые брови старичка поползли к седому пуху на голове. — Миша, ты как всегда слишком многого требуешь от своего бедного, больного старика. Умерь пыл! Я всего лишь наслаждаюсь последним днем Земли. Любуюсь. Глянь, какая силища по небу разлилась. Увы, не удержать этим душам Хаоса, но они дают нам время проститься с теми, кого мы любим. Все, что мы можем — оценить их жертву.

Варе стало тоскливо, захотелось утянуть Матфея подальше от всех этих разборок и никому уже не нужной болтовни, просто посидеть с ним рядышком, послушать, как бьется его сердце, а потом заснуть в его теплых объятьях, и пусть это будет конец. Пусть он будет таким, в мгновении счастья, которое ей каким-то чудом удалось поймать в свою длинную, но при этом такую короткую жизнь.

Но Варя не решилась этого сделать. Она была не уверена, что в последний миг Матфей захочет видеть рядом с собой именно её, а не Аню. Но самое главное — у Матфея еще оставалась надежда, он еще не принял то, с чем Варя смирилась уже очень давно.

Он стоял, забавно вытянувшись, и всем своим существом пытался вникнуть в то, что говорил Бог. Так солдаты вытягиваются перед генералом накануне смертельной битвы. Сколько таких мальчиков видела Варя, сколько таких вот юных душ ушло через неё в небытие. Видела много, а, по-настоящему, разглядела впервые и пожалела его нестерпимо, как бы смело и отчаянно он не сражался — конец неизбежен.

Официальное объявление об апокалипсисе утонуло в ропоте ангелов:

— Почему ты оставил нас, Отче?! Почему пребываешь на стороне падших, а не на стороне праведных?!

Они тоже еще не осознали конец, они еще надеялись, что можно нажать отмену, совсем, как дети, которые не верят, что могут когда-нибудь умереть.

— Ась? Разве вас две стороны? — еще больше удивился старичок, он скатал шарик из грязи, и стал, отщипывая от него маленькие кусочки, класть их себе в рот и задумчиво глотать. — А я-то думал, что всё едино.

— Какое тут может быть единство, когда демоны на стороне смерти и зла?! Нам достаточно уничтожить нефилимов — и мы спасем мир! Люцифер противится, потому что он всегда мечтал об апокалипсисе! Отче, ты же не дашь свершиться этому. Останови Люцифера! — взмолился Михаил.

В этот момент Варя искренне пожалела Михаила — он так отчаянно верил, что если убить её и своего сына — он спасёт этот мир. Эх, если бы все было так просто, Варя, не задумываясь, дала бы архангелу пронзить себя копьем. Вот только она, на свою беду, знала, что все намного сложнее. Но, чтобы это понять, нужно сломать привычную картину мира, нужно перечеркнуть себя, а это мучительно больно. Не стоило омрачать последние минуты бытия, попытками донести истину — её сильно переоценивают.

— Дык… Он же меня никогда не слушался — поперечный — тоскливо вздохнул Бог, с теплом поглядев на Люцифера. — Тут уже ничего не попишешь! Пусть нефилимы живут, все равно жить всем недолго осталось.

— Но отче, — возразил Михаил, грудь его вздымалась, нимб над головой нервно мерцал. — Ты же творец этого мира? Уничтожь нефилимов! Уничтожь Хаос! Ты же всесилен! Ты должен спасти нас! Восстановить порядок!

Люцифер скучающе размазывал мечом грязь под ногами. Казалось, он вообще не слушает разговор Бога и Михаила. Но то было обманчивым впечатлением. Он, как пружина вдруг выпрямился и, с нагловатой ухмылкой глянув на Бога.

— Может ли всемогущий Бог, создав неподъемный камень, поднять его? — язвительно спросил Люцифер. — Не потому ли мы все здесь должны умереть, что ты, наш мудрейший отец, изначально заложил под своё творение бомбу с часовым механизмом, любовно назвав её Апокалипсисом?