Чем сейчас может быть занят Джолион? Вероятно, отдает распоряжения новым девушкам в цеху или готовится к отъезду, чтобы выехать из дома на Рождество. Только когда он вернется в Бридж, Элси снова почувствует себя в своей тарелке. Брат слишком долго отсутствовал, и это расстраивало ее. Это неестественно – так долго быть с ним в разлуке.

Хелен выразительно покашляла.

– Мэм?

– Да, Хелен?

– Можно, я кое о чем вас спрошу?

Элси пригнулась, увернувшись от ветки, с которой, будто с кончиков пальцев, капала вода.

– Конечно.

– Что случилось с вашими руками, мэм?

– Что ты имеешь в виду?

– Ваши руки. Я ни разу не видела, чтобы вы снимали перчатки. Вот и подумала, может… может, вы их как-то повредили?

Руки Элси чесались и горели под черными кружевными перчатками: почти точная копия рук самой Хелен, мозолистых, с распухшими суставами и грязью, въевшейся в кожу.

– Ты права, Хелен. Это был несчастный случай. Они обожжены.

Хелен тихонько охнула.

– Вот уж не повезло. С огнем нужно обращаться очень осторожно, мэм. Знавала я как-то одну женщину в Торбери Сент-Джуд – давно. Платье ее маленькой дочки загорелось от свечки и вспыхнуло.

Элси пробрало холодом до самых костей.

– Нам еще далеко?

– Не очень. Еще два поворота, и увидим парк. – Тыльной стороной руки Хелен отерла влагу с лица. От холодного, сырого воздуха ее красная кожа выглядела еще румянее. – Но, пока мы еще не дошли, мэм, я хотела еще спросить… вы больше не заходили туда, в детскую?

– Нет, конечно. Да и незачем мне было туда заходить.

– А, – короткая пауза. – Мэм, а можно, я задам еще вопрос?

– Боже праведный, я думала, что это будет всего лишь прогулка, а не допрос.

– Извините меня, мэм. Я только подумала, не надо ли нам еще прислуги, когда появится ребеночек? Мейбл получит повышение, а одной только стирки прибавится столько – у меня ж не будет времени даже голову поднять.

И задавать столько вопросов.

– Конечно, я найму ребенку нянь, на Благовещение. А пока у меня совсем другие расходы.

Они уже почти добрались. Элси даже слышала, как лязгают садовые ножницы в парке.

Появилась надежда, что они успеют оказаться под крышей до того, как дождь опять разойдется. Иссиня-серые тучи сбивались вместе, готовые к нападению. Солнце подсвечивало их сзади, и они светились по краям.

– Пожалуй, надо отпустить садовников до завтра, – сказала Элси. – Они могут вымокнуть до нитки, работая в такую погоду.

Хелен удивленно подняла брови.

– Не думаю, что сегодня приходили садовники.

– Разумеется, приходили, разве ты их не слышишь? Прислушайся.

Хелен покачала головой.

– Они обрезают цветы или подстригают живые изгороди. Ты в самом деле ничего не слышишь? – Звук нарастал, становился громче и походил на то, как лезвие точат о брусок. Вжик, вжик. Элси остановилась, взяла Хелен под руку. – Ну же, вот оно.

Хелен растерянно моргала. Вид у нее был на редкость глупый. Элси никогда не приходилось видеть более глупого взгляда – Хелен, должно быть, долго тренировалась, чтобы так выглядеть.

– Ничего, не обращай внимания.

Как и обещала Хелен, после двух поворотов дороги они увидели парк. На фоне неба вечнозеленые деревца казались яркими и полными жизни. Между увядшими живыми изгородями Элси увидела ворону, но садовников не было. Должно быть, они работали с другой стороны.

– Надеюсь, вы не будете слишком унывать в Рождество, мэм, – подала голос Хелен. – Вспоминать о бедном хозяине и все такое… в первое Рождество всегда трудно приходится.

– Да.

– Хозяин был всего на несколько лет старше меня. Так уж это несправедливо…

Хелен поминала Руперта чаще других слуг. Возможно, дело было как раз в их сходном возрасте или в том, что она обнаружила его тело.

– Из твоих слов, Хелен, можно понять, что ты любила хозяина. Мне приятно это слышать.

Служанка нерешительно улыбнулась.

– Он всегда ласково со мной говорил. Я думаю, это было хорошо с его стороны – уделять внимание прислуге.

Видит Бог, лондонская прислуга не заслуживала хорошего отношения. Злорадные и неблагодарные, хотя и отлично вышколены.

– А еще, – продолжала Хелен, – он немножко со мной говорил про тот день. Ну, о том, что читал ту книгу и как нашел буквы в детской.

Снова детская. Элси поежилась, когда капля дождя сорвалась с ветки и упала ей за шиворот.

– Тебе следует перестать думать об этом, Хелен. Ты уже говорила мне – мистер Бейнбридж считал, что надпись осталась от прежнего владельца. Он не думал, что ее оставило привидение.

– Нет, – согласилась женщина. – Но только он не знал, что я прибирала там неделей раньше и сложила все кубики в коробку. А надпись на пыли он и вовсе не видел. «Мама», вот что там было написано в тот день. А обычно там было целое предложение. – Элси не хотела знать, что это было за предложение, но Хелен явно решила посвятить ее в подробности. – «Мама сделала мне больно», вот какое.

Элси не отвечала.

Они приближались к дому и обогнули мокрые от дождя изгороди, от которых исходил запах мха и травы. Элси продолжала слышать звук неутомимых ножниц, он уже начал действовать ей на нервы.

Поравнявшись с фонтаном, Хелен снова принялась болтать.

– А как вы думаете, мэм, что это все же было? Кто мне писал?

– Это Мейбл, – отрезала выведенная из терпения Элси. – Она тебя разыгрывает. Пишет тебе всякую ерунду, а потом делает вид, будто сама не видит надписи. Ничего не может быть проще.

– Мейбл? Да она своего имени написать не умеет, мэм, не то что… – Хелен не закончила фразу, захрипев и уставившись куда-то с открытым ртом.

Элси подскочила к ней, заглядывая в лицо.

– Что? Что такое? – На щеках Хелен больше не цвели розы. Даже губы ее побелели. – Тебе плохо?

Хелен молча вытянула руку и ткнула пальцем, указывая на что-то.

Элси не хотела смотреть. Она не хотела, чтобы ее глаза проследовали в указанную сторону, но они повернулись туда, против ее воли, ведомые неким роковым инстинктом.

Из окна карточного салона выглядывала деревянная девочка. Часть ее лица закрывали тени, похожие на ветви дерева. Рога – это были рога. Она стояла точно под головой оленя. Но не это притягивало взгляд Элси, а окно слева.

Прямоугольник с отпечатавшейся на стекле грязной ладошкой.

– Может быть, это садовники…