бери вот эти и давай на работу, а то там туристы с голоду помрут, пока ты тут прохлаждаешься.

Он протягивал мне свой яблочный светофор — красное, желтое и зеленое — а сам пробирался бочком мимо меня, стараясь загородить дверь с оторванной бумажкой.

— Ты чего, Наташ? — спросил он вкрадчиво. — Чего ты такого увидела?

И яблоки протягивает, как ни в чем ни бывало. Змей-искуситель просто.

Первым возникшим в голове желанием было побежать со всех ног обратно в ресторан. Хорошо бы еще при этом заорать в голос, чтобы саму себя подбадривать.

Но ноги, предательницы, опять стали, будто из ваты. Вечно у меня так — стоит испугаться, как организм моментально отказывается действовать.

А испугалась я здорово.

Ведь ясно, что Костя не только понял, что такое я увидела, но и очень жалеет, что это произошло. Он в курсе, что в морозилку заходили, но боится, что об этом узнает кто-то еще.

А может, он сам и заходил? Почему бы самому Косте не быть убийцей?

А что? Преступником вполне может быть кто-то из поваров. И руки у них не слабее официантских, и нашли Карину совсем рядом с черным ходом на кухню. Ведь убийце не только тело надо было быстренько спрятать, но и самому куда-то юркнуть незаметно. А дверь на кухню очень для этого подходит.

Определенно, Костя имеет отношение к этому убийству. Даже если не сам убил (а мне все-таки не хотелось, чтобы убил Костя, очень уж он приятный человек), то явно был в курсе происходящего.

А теперь и я немножко в курсе. И Костя это понял. Вдруг он решит убрать меня, как ненужную свидетельницу?

— Наташ, ты чего?

Я схватила в каждую руку по яблоку, желтое осталось у Кости, и стала пятиться по коридору. Костя посмотрел на меня удивленно и пошел следом, протягивая яблоко.

Резко развернувшись, я кинулась бежать, кляня про себя чертовы каблуки.

По лестнице я взлетела, сама не заметила как, и перевела дыхание, только захлопнув за собой дверь с нашей, безопасной, стороны.

Девчонки, оказавшиеся в этот момент в сервировочной, посмотрели на меня внимательно, но ничего не сказали.

Сунув удивленной Кате яблоки, я быстро пошла на первую станцию. Если бы было можно, то и побежала бы. Но что-то странное творится со мной на рабочем месте — не могу нарушать правила, хоть убей. Нельзя бегать по ресторану, значит нельзя. Вот и шла я, широко улыбаясь, к Димкиному столику.

Они все четверо повернули ко мне головы и уставились в ожидании: и Димыч, и Вадим, и Марта со своей самодеятельной переводчицей, учительницей немецкого. А я, добравшись до вожделенного столика, начисто забыла все нужные слова.

— Чего такое? — догадался спросить Димыч. — Случилось что-то?

— Случилось. Труп пропал.

Димыч с Вадимом разом поставили бокалы на стол и развернулись в мою сторону.

— Как пропал? Ты в своем уме? Кому он нужен-то?

— Кому-то, значит, понадобился. Может, преступник не хотел, чтобы вскрытие делали. Может, Карину не задушили, а отравили, например. И он не хочет, чтобы об этом догадались.

— Ерунда, — не согласился Вадим, — умерла она не от отравления, это точно.

— Ну, или не отравили, может, другое что. Но труп преступнику мешал чем-то. И он его украл. Тогда не успел избавиться, а сейчас пробрался в морозилку и готово.

— Ты с чего это взяла? — спросил Димыч шепотом. — Сама видела, что трупа нет на месте?

— Что трупа нет, не видела. А вот морозилку открывал кто-то. Там бумажка твоя сорвана. А зачем было открывать, сам подумай? Ведь там ничего нет, только тело. Значит, это тело и нужно было.

— Сумасшедший дом, — подвел итог Захаров. — Ладно, после обеда сходим посмотрим.

— Почему после обеда? Это ведь сколько времени пройдет.

— Если труп украли, как ты говоришь, то значения не имеет, раньше я об этом узнаю или позже на полчаса. Все равно опоздали, похоже.

Глава 16

Катя отреагировала на мое долгое отсутствие странно. Вернее, никак не отреагировала. Хотя должна была. Любая на ее месте стала бы возмущаться. Или, на худой конец, намекнула бы как-то, что не очень ей такой расклад нравится.

А она промолчала.

Опять она какая-то сама не своя. Задумчивая.

Ей все Анна покоя не дает, вернее, перемены, что с ней произошли буквально на наших глазах.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы отругать меня за долгое отсутствие, она протянула мне подписанный чек.

— Смотри!

На что там смотреть? Чек как чек. Все туристы в ресторане такие подписывают. Напитки у нас в стоимость путевки не входят, оплачиваются отдельно в конце круиза по таким вот чекам. Мы их в конце каждого обеда и ужина приносим на подпись.

Не на что там смотреть.

Катя положила чек на стол и ткнула пальцем в подпись.

— Смотри, как она расписалась. Как курица лапой. Совсем не похоже.

— Анна?

— Ну, да. Я специально момент выбрала, когда Алекса рядом не было. И подсунула ей.

— Погоди, как это Алекса не было? Он же с нее глаз не спускает.

— Это он должен с нее глаз не спускать. А тут расслабился, видно. Володина нашего увидел и пошел спросить что-то. А я Анне чек и подсунула. Она сначала делала вид, что ее это не касается, а я не ухожу, стою над душой. Она и подписала. Смотри, совсем не похоже.

Закорючка, поставленная фрау Браух на чеке, в самом деле, мало походила на размашистую подпись, которую она небрежно выводила в первые дни круиза. Может, у нее раздвоение личности? Настолько глубокое, что даже в мелочах она становится совсем другим человеком. Не только угрюмой и нелюдимой, но еще и не имеющей понятия о назначении столовых приборов и пишущей, по меткому выражению Кати, «как курица лапой». Тогда вполне можно допустить, что та, вторая Анна Браух, может оказаться убийцей, решившей погубить милую старушку Марту и убравшей Карину, которая об этом догадалась.

Вот только как она в морозилку пробралась? Чтобы туда попасть, надо хорошо знать расположение подсобных помещений.

Я вспомнила Костю, оттесняющего меня от злополучной двери, и поняла, как Анна оказалась в морозилке. У нее есть сообщник среди команды. Может даже не один. Тот же Костя, к примеру. Ей самой даже не обязательно было в морозилку попадать, от трупа мог сообщник избавиться.

Мама дорогая! Это что же получается? У нас на корабле целая банда орудует? Интернациональная. С сумасшедшей немкой во главе. Надо будет Димыча обрадовать. Он про одного иностранного преступника слышать