– Что ж это вы – образованный человек и так надрались?

Нефедов опустил голову.

– Пробить его надо по базе, – подал совет напарник.

Производивший задержание и ротвейлер взглянули на него, как на идиота:

– Как же ты его пробьешь, если он без документов?

– Тэк-с… – стушевался напарник.

– Мы сделаем вот что… – Мент, производивший задержание, задумчиво побарабанил пальцами. – Мы проведем с гражданином профилактическую беседу.

Вздохнув, Игорь приготовился к тяжелому разговору, но милиционер достал из столика общую тетрадь и что-то молча в ней записал.

– Отчет, – пояснил он. – Профилактическая беседа произведена с гражданином… как вас?..

– Почечуев, – сказал Нефедов.

– С гражданином Почечуевым. Распишитесь вот тут.

– Спасибо!.. – Игорь выдохнул с облегчением. – Спасибо огромное… Мне можно идти?

Менты и ротвейлер переглянулись.

– Хотите так сразу?.. А вы под поезд не свалитесь?

– Ни в коем случае! – горячо заверил Нефедов. – Мне еще надо на электричку успеть.

Ротвейлер пошевелил бровями.

– Ну ладно, – разрешил мент, производивший задержание. – Ехайте, гражданин Почечуев. Но чтобы дома и сразу в постель.

Он лично вывел Нефедова на платформу и, сделав опять попытку козырнуть, посадил его в поезд.

– Ты хоть бы кровать заправил.

– Вот еще… Горничная придет.

– Придет она, как же…

Горничную тут действительно не дождешься. Оно и неудивительно, ведь курортный сезон в здешних краях сменился уже мандариновым. Пансионатская обслуга смотрит на последних отдыхающих с отвращением, а чаще не смотрит вовсе. Все свои запасы общительности местные служащие изливают друг на друга. Собравшись числом от двух в коридоре или где-нибудь на углу, они часами орут и жестикулируют. Крик – их естественная форма коммуникации; жители Кавказа, они так и беседуют, словно сидят на разных горах. Однако о чем они говорят – это отдыхающих не касается.

А постель Игорю и впрямь не мешает прибрать – свою половину. Вселившись в этот номер, Нефедовы первым делом сдвинули кровати, образовав из них подобие двуспального ложа. Но только подобие, потому что посередине оно все равно разделяется жестким ребром. На ночь глядя Игорь с Надей встречаются то «у него», то «у нее», но потом раскатываются и спят врозь. Соответственно и по утрам: каждый заправляет свою постель отдельно. Точнее сказать, Надя свою заправляет, а Игорь ждет горничную.

Игорь ждет горничную, горничная ждет, когда они съедут из пансионата, а в результате обстановка в номере имеет весьма неприглядный вид. Смятые простыни с пятнами мандаринового сока; на столе гора оранжевых корок, обрывок лаваша и недопитая бутылка местного полусладкого, по которой вверх медленно ползет местная, уже полудохлая муха. Она доберется до горлышка и упадет внутрь бутылки, чтобы красиво, по-кавказски, умереть, утонув в вине.

Радио в номере скрежещет одними согласными. Передачи на русском, как и горячая вода в душе, бывают здесь только по часу в день, но выключить репродуктор нельзя, потому что тогда станет слышно происходящее за стеной. А происходит там круглые сутки одно и то же – в соседнем номере отдыхают молодожены или сбежавшие на курорт любовники, хотя времяпрепровождение их отдыхом не назовешь.

– Для чего только людям дают путевки… – неодобрительно замечает Надя. – Могли бы и погулять для разнообразия.

– Угу… – вяло соглашается Игорь и делает радио погромче.

– А ты… не хочешь? – предлагает она неуверенно.

– Погулять, ты имеешь в виду?

– Может, хинкали наконец попробуем…

Игорь отвечает не сразу. Под прогулкой Надя подразумевает очередную поездку в город. Ходит туда единственный, не признающий расписания рейсовый автобус, маршрут которого непредсказуем и зависит от надобностей водителя и его многочисленных местных приятелей. Денег за проезд водитель с приятелей не берет, а убыток компенсирует за счет отдыхающих. Если, к примеру, спросить у него сдачи с рубля, то он сильно разгневается. Впрочем, сдачи с рубля здесь не дают и в магазинах тоже.

Что же насчет хинкали, то о них Нефедовы узнали от Ксенофонтова. Он отдыхал тут до них, в этом же пансионате и по такой же профсоюзной заводской путевке.

– Место – дыра дырой, – рассказывал Ксюха, – особенно в несезон. Но хинкали у них – объедение; единственное вообще, зачем стоит туда поехать.

Слова Ксенофонтова подтверждаются, но пока только в том, что касается места. До хинкали у Игоря с Надей дело еще не дошло, хотя найти забегаловку, где они готовились, труда никакого не составляло. В первый же день, примкнув к очереди таких же, как они, курортников, Нефедовы получили право насладиться запахом вареных пряностей. К несчастью, у дядьки, заведовавшего на раздаче дырчатым черпаком, было местных приятелей еще больше, чем у водителя автобуса. Белокожие чужаки, томящиеся в очереди, лишь молча печалилась. Как и следовало ожидать, бак с хинкали опустел ровно перед нефедовскими носами. Это еще надо было счесть удачей, потому что в последующие дни хинкали кончались гораздо раньше.

– В другой раз захады, – бросал равнодушно заведующий черпаком и закрывался ставней.

Увы, всякий раз, что ни заглядывали они в хинкальную, заведение полно было горланящих аборигенов, компанию которым мог составить разве что проныра Ксенофонтов.

Впрочем, у здешних мужчин есть и другие пристрастия помимо хинкали. Когда они бывают сыты, то играют в нарды – везде, где можно разместить два зада и доску. От игры джигиты отвлекаются лишь затем, чтобы смерить взглядом проходящую женщину и на ломаном русском выразить ей вдогонку какую-нибудь неприличность. Женщин, в частности Надю, такое внимание нервирует, но джигиты остаются очень собой довольными. Целыми днями, хоть и без видимого результата, они таким образом расточают свою мужскую энергию, так что собственным их соплеменным супругам остается посочувствовать.

Как бы то ни было, сегодня Нефедова не вдохновляет ни изучение местных нравов, ни призрачная надежда отведать легендарных хинкали. Ехать мультимаршрутным автобусом, а потом слоняться по чужому городу, испытывая скуку, смешанную с беспокойством, – для чего? Игорь встает с кровати. Он подходит к окну, которое нельзя открыть, – нельзя, потому что оно глядит на хоздвор, уставленный помойными баками. Пансионат в это время года стоит полупустой, и можно, конечно, было бы попроситься в другой, лучший номер – с видом на выключенный фонтан и аллею пропыленных пальм. Но за это здесь полагается дать на лапу администратору, а отпускной бюджет у Нефедовых, мягко говоря, ограничен.

Игорь стоит у окна, но он рассматривает не пансионатовские задворки и даже не более отдаленную перспективу с кубическими сельскими домиками, взбирающимися в гору. Он глядит на саму эту гору, на приморский безымянный отрог Кавказа, крытый плешивой, как старое бильярдное сукно, но не умирающей южной зеленью. В эту минуту в Игоре созревает первое за все утро желание.