Правда, если судить по воспоминаниям, испанцы почему-то считали, что немцы их перебросят на финскую сторону – им очень нравилось, как воюют финны, маршал Маннергейм. Но при этом безумно обрадовались, когда узнали, где им предстоит стоять. На смену землянкам, нищим домам, откуда они выгоняли или уплотняли местных жителей, и в Пушкине, и в Павловске, и в Слуцке было достаточно пустых домов, чтобы жить хорошо и свободно.

И наконец, еще одна вещь, о которой писал генерал Муньос Грандес. В 1941 году у испанцев не получилось пройтись победным маршем по Москве. Жестокая зима 1941/42 годов остудила их военный пыл. И когда они узнали о том, что Севастополь пал, а под Ленинградом появился Манштейн и готовится штурм города, испанцы рассчитывали взять реванш и пройтись победным маршем уже по Ленинграду.

По утверждению большинства историков, испанцы не знали о планах Гитлера, до их сведения не доводили планы немецкого командования. Если смотреть на достаточно уважаемые испанские мемуары, например, второго командира испанской «Голубой дивизии» генерала Эстебана-Инфантеса, то его больше всего раздражало именно то, что испанцы не знали даже планов своего министерства иностранных дел. О них они узнавали опосредованно через своих немецких друзей и коллег, которые им сообщали о том, что собирается делать Мадрид, – так называемый солдатский телеграф, слухи, сплетни, былины или рассказы. И эти самые былины, легенды в общем-то живут и по сей день. Испанцы искренне верили в то, что их как раз не хватает немцам для того, чтобы прорвать блокаду Ленинграда и ликвидировать последний очаг сопротивления большевизма на Балтике.

Эстебан-Инфантес пишет о том, что надежда на то, что Ленинград будет взят, у испанцев продолжала жить вплоть до осени 1942 года. Но после того как появилась информация о Сталинграде, которую испанцы вначале были готовы воспринимать как вранье, клевету, большевистскую пропаганду, когда они увидели, что те немецкие части, которые стояли рядом с ними, снимались с линии фронта и отправлялись на юг под Сталинград, а зона ответственности испанцев растягивалась, им стало понятно, что ни о каком штурме Ленинграда речь идти не может. Стало ясно, что советская сторона, Красная армия делают все для того, чтобы прорвать блокаду Ленинграда, а в идеале полностью ее снять зимой 1942/943 годов.

«Голубая дивизия» подчинялась немецкому командованию. Она считалась пусть и испанским, но неким регулярным воинским подразделением вермахта. Она занимала свой участок фронта под Новгородом и на Волхове, под Ленинградом ее зона ответственности оказалась в районе Пушкина, Павловска и Коммунарска. По сути, она была в числе тех самых войск, которые блокировали Ленинград в 1942–1943 годах. Но не с самого начала войны – Ленинград уже более года был в блокаде.

Под Ленинградом стояла практически вся «Голубая дивизия». Это была передислокация в рамках северо-запада. Чисто географически их переместили чуть больше, чем на 100 километров, на север. Зима 1942/43 годов уже была гораздо более мягкая, чем предыдущая. С обмундированием у испанцев также стало получше к тому времени. Поэтому жутких воспоминаний об этой зиме они не оставили, в отличие от своего первого пребывания на Восточном фронте.

При этом местное население считало их более мягкой оккупационной силой, чем немцев. Хотя появилась и некоторая специфика. Если под Новгородом испанцы в холодную и голодную зиму 1941/42 годов ловили и ели всех котов, как только они попадались к ним в зубы, то к этому времени поедание котов стало уже неким признаком уважаемого ветерана. Поэтому, по воспоминаниям ленинградцев, испанцы какое-то время откармливали кошек, доводили их до соответствующей полноты, и только после того, как кошка приобретала приятные округлости, съедали ее. Также сохранялась привычка кормить кошачьим мясом понравившуюся девушку. Девушка ела, и только потом ей показывали шкурку. Дальнейшая реакция девушки воспринималась как некая форма бонуса, шутка.

Что действительно бросалось в глаза – испанцы стали больше воровать и меньше грабить и все-таки пытались наладить некий диалог с местным населением. Воровали, но при этом могли поделиться своим пайком. С одной стороны, кормили девушек кошатиной, с другой – могли помочь вскопать огород. Да, они были оккупантами. Да, они были союзниками Третьего рейха. Да, они стояли и блокировали Ленинград. Но все-таки, в отличие от немцев и других их союзников, испанцы хоть как-то воспринимали местное население за людей.

Традиционно, со времен своей трагической и страшной Гражданской войны 1936–1939 годов, испанцы больше говорили не «русские», а «красные». Даже в 1942-м, 1943-м они пытались говорить: «Мы воюем с красными». И это достаточно большое и существенное отличие от линии поведения немцев.

От финнов испанцы стояли достаточно далеко. Они имели с ними взаимоотношения на самом минимальном уровне – принимали какие-то официальные финские делегации, отправляли свои делегации в зону дислокации финских вооруженных сил, но не воевали вместе с ними. В целом испанцы были просто союзниками немцев.

Население Ленинграда и Красная армия отлично знали, кто стоит против них и то, что блокада была многонациональной. В частности, тексты, направленные на испанцев, их пропаганду, писал известный советский писатель Всеволод Вишневский. Более того, имея опыт войны в Испании, где он воевал в 1936–1939 годах, Вишневский знал, с кем он будет говорить. Использовали любые возможности воздействия на испанцев.

За все время нахождения на Восточном фронте, с октября 1941 года и по ноябрь 1943 года, через испанскую «Голубую дивизию» прошло без малого 50 тысяч военнослужащих. Это был немаловажный вклад испанцев в общую копилку успехов гитлеровцев на Восточном фронте и в продлении самого хода войны.

Наверное, не было ничего более радостного для ленинградцев, чем поступившая зимой 1943 года информация о прорыве блокады Ленинграда. Но это была только половина правды. Планы советского командования были гораздо более грандиозными – не прорвать блокаду Ленинграда, не соединить город маленькой веточкой железной дороги, а отогнать немцев от города настолько, чтобы это не было на расстоянии так называемой глазовой близости. Те же самые испанцы с восторгами пишут, как в прекрасные, летние дни августа 1942 года они рассматривали Ленинград, видели Смольный и Невский проспект, ориентировались на Петропавловскую крепость. И трагизм этой ситуации осознавали и в самом Ленинграде. Их видели не только испанцы, но и немцы, и финны, и их было необходимо отогнать, чтобы город перестал быть прифронтовым.

Когда началась так называемая Красноборская операция, кто-то из авторов напишет, что это был отвлекающий маневр Красной армии. Но очень многие признают тот факт, что под Ленинградом попробовали повторить сталинградский опыт. Как известно, там основной удар был направлен не на немцев, а на их союзников – румын. Здесь же удар на испанцев, по мнению советского командования, мог позволить советским частям развернуть гораздо более успешное наступление на юг для освобождения тех районов Ленинградской области и пригородных дворцов, которые находились в оккупации с 1941 года.

Но там, где речь шла о какой-то сложной, почти математической деятельности, каждый немецкий солдат мог выступать в качестве винтика хорошо отрегулированного механизма, тогда как испанцы не были такими аккуратистами. И советские войска завязли в рукопашной борьбе, что так не любили немцы: непосредственное боестолкновение, когда пуля – дура, а штык – молодец, и главную роль играет нож. И здесь испанцы смогли, теряя сотни и даже тысячи своих товарищей, заставить наступление Красной армии завязнуть. И с испанской точки зрения можно отметить славные бои под Красным Бором. С советской точки зрения необходимо признать, во-первых, что они недооценили противника, и во-вторых, более страшное для ленинградцев: если бы не эта упертость испанцев, быть может, блокада Ленинграда была бы не просто прорвана, а снята на год раньше.