— Когда-нибудь тебе придется меня выпустить, [Геро].

— Помнишь игру в арбузы? — говорит [Геро].

Она лежит на тахте. Мы вспоминаем старые добрые времена. Кажется, мы собирались серьезно поговорить. Только вот оказалось, что речь не о том, о чем я подумал. Речь не о фильме, который я снял. Не об эротическом фильме. Речь о другом.

— Тут очень холодно, — говорю я. — Я заболею.

— Что поделаешь, — отвечает [Геро].

Я хожу из стороны в сторону.

— Игра в арбузы? С единорогом [Вивьен]?

Мать [Вивьен] вдвое богаче Господа Бога. Пирамида Вивьен втрое больше пирамиды [Геро]. [Вивьен] целуется, как рыба, трахается, как демон, а ее хобби — разведение химер. Во многих имениях сейчас большие проблемы с единорогами, все по вине [Вивьен]. Единороги ревностно оберегают свою территорию. В сезон спаривания их вообще лучше не трогать.

Короче, я придумал вариацию французского боя быков, Taureau Piscine, только с единорогами. Получаешь очко каждый раз, когда оказываешься в бассейне вместе с единорогом. Мы и в Licorne Pasteque играли. Вынесли столик и пару стульев и поставили их на газон. Разрезали арбуз и играли по очереди. Есть арбуз можно только за столом. А единорог тем временем все больше бесится, потому что ты вторгся на его территорию.

Было неимоверно круто до тех пор, пока тупой единорог не сломал ногу, запрыгивая в бассейн, и тогда кому-то пришлось выйти и пристрелить его. К тому же Старики разозлились из-за стула. Оказалось, что стулья антикварные. Бесценные. Единорог раздолбал спинку одного из них так, что она годилась только на дрова.

— Помнишь, как [Вивьен] все ревела и ревела? — говорит Геро.

Для Геро даже это — часть приятного воспоминания. Она ненавидит [Вивьен]. Почему? Да по какой-то дурацкой причине. Я забыл подробности. Если вкратце, то: Геро толстая. [Вивьен] — сука.

— Мне было больше жаль того, кому пришлось чистить бассейн, — говорю я.

— Врешь ты все, — говорит [Геро]. — Да ты никогда в жизни ни к кому жалости не испытывал. Ты типичный социопат. И собирался убить всех наших друзей. Я оказываю миру огромную услугу.

— Они тебе не друзья, — говорю я. — Ты никому из них даже не нравишься. Не знаю, почему ты хочешь спасти хотя бы одного из них.

[Геро] молчит.

Я говорю:

— Рано или поздно нас найдут.

Конечно же, у нас обоих есть импланты. Импланты, не позволяющие девчонкам забеременеть, вызывающие у нас рвоту при попытке принять наркотик или напиться. Но это можно обойти. Дариус всегда находит новые решения. А еще имплант — Антураж — дает возможность охранникам наших родителей следить за нами. На случай, если нас похитят. На случай, если мы пойдем туда, куда ходить запрещено, или сбежим из дома. Богатые люди не любят терять свои вещи.

— В этой камере довольно интересная изоляция, — говорит [Геро]. — Я сама установила аппаратуру. Высококлассное шпионское оборудование. Ну, знаешь, на всякий случай.

— На какой именно? — спрашиваю я.

Она пропускает вопрос мимо ушей.

— А еще я заплатила за триста тысяч микротрекеров. Сто пятьдесят тысяч с твоим профилем, сто пятьдесят тысяч — с моим. Они запрограммированы так, что в течение трех месяцев будут включаться и выключаться в случайных кластерах через нерегулярные интервалы. Минут десять назад это уже начало работать. Думаешь, в целом мире ты единственный, кто страдает? Кто несчастлив? Ты меня даже не видишь. Ты так помешан на Таре и Филиппе, что больше ничего вокруг не замечаешь.

— На ком? — спрашиваю я.

— На наших с тобой Лицах, — говорит [Геро]. — Псих. — У нее на глазах слезы, но голос по-прежнему спокоен. — Короче. Сегодня вечером трекеры расходятся среди гостей на рейвах по всему миру. Они приклеены к буклету в коробке с CD-диском одной из моих любимых групп. Ты ее все равно не знаешь. О-о, и все гости на вечеринке [Юмико] получили по диску, а еще я оставила диск у каждой фальшивой двери во все пирамиды в качестве подношения. Все они сейчас активны.

Я всегда был красивым. Популярным. Иногда я забываю, что весь ум достался [Геро].

— Я люблю тебя, [___].

[Либерти] вечно в кого-нибудь влюбляется. Но мне стало любопытно. Я спросил:

— Любишь? За что ты меня любишь?

Она на минуту задумалась.

— Ты псих, — сказала она. — Тебе ни до чего нет дела.

— И поэтому ты меня любишь? — спросил я.

Это было на каком-то приеме или вроде того. Мы только что вышли из мужского туалета, где все пробовали новый наркотик Дариуса.

Мое Лицо тусовалось перед камерами с моими родителями. Старики обожают мое Лицо. Это сын, о котором они мечтали. Мимо прошел кто-то с подносом, и Лицо [Геро] взяло бокал шампанского. Она стояла возле буфетного стола. Другого буфетного стола — для Лиц, и Стариков, и знаменитостей, и журналистов, и прочего отребья, и прихлебателей.

Моя дорогая. Моя труженица. Лицо моей сестры. Я пытался привлечь ее внимание, по-клоунски выделываясь в своих латексных легинсах, но я был для нее невидим. Каждый жест, каждое слово существовали только для них, для него. Для камер. Для моего Лица. А я? Пылинка. Даже не клякса — пустое место.

Она сказала, что мы больше не можем встречаться. Сказала, что боится, что ее поймают на нарушении контракта. Как будто такого никогда не случалось. Да постоянно! Возьмем, к примеру, мистера Амандита. Отца [Преети] и [Ниши]. Он бросил жену. Он бросил ее ради Лица [Либерти]. Лица лучшей подруги своих дочерей. По-моему, они сейчас в Исландии, мистер Амандит и девушка-никто, которая раньше была Лицом.

Ну или вот, скажем, [Стиви]. Все знают, что она влюблена в собственное Лицо. На это неловко смотреть.

В любом случае, про нас никто не знал. Я всегда был осторожен. Даже если бы [Геро] сунула свой нос в это дело, что бы она сказала? Что бы она сделала?

— Я люблю тебя, потому что ты — это ты [___], сказала [Либерти]. — Ты единственный из всех знакомых мне людей, кто симпатичнее собственного Лица.

Я держал в руке шпажку с кусочками цыпленка. И едва не воткнул ее в руку [Либерти], прежде чем понял, что делаю. Рот у меня был забит наполовину пережеванным цыпленком. Я выплюнул его, целясь в Либерти. Он попал ей на щеку.

— Какого хрена, [___]! — воскликнула [Либерти].

Кусок курицы шлепнулся на пол. Все таращились на нас. Никто не фотографировал. Меня не существовало. Никто не сделал ничего дурного.

Во всем прочем мы тогда неплохо провели время. Даже [Либерти] так считает. В тот раз мы все пришли в прикидах, которые я нашел в Интернете. Красный винил, куча острых элементов, цепи и кожа, искусственные члены и гульфики, вампирские зубы и пластинированные внутренности. У меня на плечах подрагивали, словно эполеты, очень симпатичные латексные сиськи, расписанные вручную. А в моей высокой прическе сидел не очень хорошо усыпленный крылан. Так как она могла не смотреть на меня?