Современные дети, вздыхают Старики. Что поделаешь?

Может быть, я проведу здесь какое-то время. Постараюсь взглянуть на это с их точки зрения. Глазами Стариков.

Ты — Старик. И вот ты думаешь: разве не проще было бы жить, если бы твои дети поступали только так, как им велят? Как твои подчиненные… Ну хотя бы когда ты на публике с семьей? Старики богаты. Они привыкли, что все делают так, как они им велят.

Когда ты так богат, как Старики, ты не что иное, как свой собственный бренд. Так им всегда говорят их люди. Ваши дети — продолжение вашего бренда. Они могут поднять ваш Q-рейтинг, а могут и испортить его. В основном они его портят. Поэтому нам, детям, имплантируют аппарат, который делает нас невидимыми для камер. Антураж.

Есть также Лицо. Это никто, настоящий человек, который приходит и занимает твое место за столом. Лица получают образование, самое лучшее здравоохранение, зарплату, красивую одежду и все те же игрушки, что получаешь ты. Они получают твоих родителей, когда команда Стариков решает, что в этом есть необходимость или возможность. Если выходишь в Интернет или включаешь телевизор, они там, притворяются тобой. Они играют тебя лучше, чем ты сам когда-либо сможешь это сделать. Когда смотришь на себя в зеркало, нужно быть осторожным, а не то почувствуешь себя не в своей тарелке. Неужели это и вправду ты?

У большинства политиков тоже есть Лица. Из соображений безопасности. Потому что не должно быть важно, как тот или иной человек выглядит либо насколько хорошо у него получается произносить речь, но на самом деле это, конечно же, важно. Различие в том, что политики заводят себе Лица добровольно. У них есть выбор.

Старики любят говорить: все это потому, что мы дети. Мы поймем, когда повзрослеем, когда войдем во взрослую жизнь без единого пятнышка, без онлайн-улик, свидетельствующих о наших ошибках, о наших опрометчивых поступках. Никаких секс-видео. Никаких компрометирующих фотографий, на которых мы запечатлены в нацистской форме или топлес в Ницце. Никаких записей до хирургической коррекции носа или груди, до того как пройдут прыщи.

Старики отправляют нас в хорошие колледжи, а потом мир резко меняется. Лица уходят на покой. Нам отпущено всего несколько лет на то, чтобы совершить собственные ошибки в открытую, а затем мы успокаиваемся и получаем свои миллионы или миллиарды и тому подобное. Мы наследуем землю, как говорится в том выражении. Богатые унаследуют землю.

Мы женимся, наши деньги сливаются с другими деньгами, улучшаем наш Q-рейтинг, становимся Стариками, заводим детей — и можете руку дать на отсечение: у наших детей тоже будут Лица, как были у нас.

В отличие от девчонок меня никогда не привлекала вся эта египетская фигня. Мне всегда больше нравились скандинавские боги. Ну вы знаете. Локи. Убийство Бальдра. Рагнарёк.

Никто из парней не пришел на вечеринку [Юмико]. Пришли только их Лица. Все парни около недели назад свалили на Луну. Они там всю неделю отрываются. Космические путешествия меня тоже никогда не привлекали. Существует множество способов повеселиться, не покидая планету.

Достать то, что я искал, было не сложно. Дариус не мог мне помочь, но он знал парня, который знал другого парня, который точно знал, что я имею в виду. Мы встретились в Лас-Вегасе. Почему бы и нет? Вместе посмотрели шоу, а потом зашли в Интернет и посмотрели видео, снятое в его лаборатории. Он сказал, это где-то в Молдавии. Сказал, его зовут Николай.

Я показал ему свое видео. То, которое снял для вечеринки по поводу освящения пирамиды [Юмико].

Мы оба были сильно пьяны. Я принял блокатор Дариуса, и Николая это заинтересовало. Я объяснил ему про Антураж, как нужно его обманывать, если хочешь повеселиться. Он проявил сочувствие.

Видео ему очень понравилось.

— Это я, — сказал я ему. — Это.

— Не может быть, — изумился он. — Ты шутишь. У тебя это устройство, Антураж. Но девчонка… Она очень милая. Очень секси.

— Это моя сестра, — сказал я. — Ей семнадцать.

— Опять шутишь, — сказал Николай. — Но будь это моя сестра, я бы все равно ее трахнул.

— Как ты мог так поступить со мной? — спрашивает [Геро].

— К тебе это не имеет никакого отношения. — Я похлопываю ее по спине, когда она начинает плакать. Не знаю, что она имеет в виду: секс-видео или нечто другое.

— Плохо уже то, что ты с ней переспал, — рыдая, говорит она. — Ведь это практически инцест. Но я видела запись. — Значит, все-таки речь о видео. — Ту, что ты дал [Юмико]. Ту, что она собирается залить в Интернет. Разве ты не понимаешь? Она — это я. Он — это ты. Это мы на той записи, это мы занимаемся сексом.

— Египтян это вполне устраивало, — говорю я, пытаясь ее успокоить. — К тому же это не мы. Помнишь? Они — не мы.

Я пытаюсь вспомнить, как все было, когда мы были только вдвоем. Старики говорят, мы спали в одной колыбели. Я был младенцем, и она ко мне забиралась. [Геро] плакала, когда я падал… [Геро] всегда плачет.

Откуда ты узнала, что я задумал?

— Ой, [___], я тебя умоляю, — говорит [Геро]. — Я всегда вижу, когда ты готов слететь с катушек. В такие моменты всюду ходишь с этакой улыбочкой на лице, как будто весь мир тебе отсасывает. К тому же Дариус рассказал мне, что ты спрашивал о каком-то очень сильном дерьме. Знаешь, я ему нравлюсь. Я нравлюсь ему гораздо больше, чем ты.

— Он один такой, — говорю я.

— Да пошел ты! — говорит [Геро]. — В общем, не у тебя одного планы на сегодняшнюю ночь. Меня достало это место. Меня достали эти люди.

На каменной полке стоят, выстроившись в ряд, воинственные шабти. Наши друзья. Люди, которые хотели бы быть нашими друзьями. Рок-звезды, с которыми тусовались Старики, кинозвезды. Арабские принцы, которые любят толстых, мрачных, богатых девочек. Она берет фигурку принца — и разбивает ее о стену.

— К черту Вивьен и всех ее единорогов, — говорит [Геро].

Она берет другую шабти.

К черту [Юмико].

Я забираю у нее [Юмико].

— Я с ней спал, — говорю я. — Ставлю ей три балла из пяти. За энтузиазм. — Роняю шабти на пол.

— Какой же ты мерзкий тип, [___], — говорит [Геро]. — Ты когда-нибудь влюблялся? Хоть раз?

Она выуживает информацию. Она знает. Конечно, она знает.

Почему ты с ним спала? Ты в него влюблена. Он — это я. Почему я — не он? Да идите вы оба.

— К черту наших родителей, — говорю я. Беру масляную лампу и кидаю ее в шабти на полке.

Комната на мгновение озаряется ярким светом, и снова становится темно.

— Смешно, — говорит [Геро]. — Когда-то мы все делали вместе. А потом перестали. А прямо сейчас странно. Ты планируешь сделать то, что собираешься сделать. И я — то, что запланировала. Как будто мы снова читаем мысли друг друга.

Она затихает, словно боится, что я буду над ней смеяться.