Дальнейший обратный путь был недолгим, настолько, что я даже вовремя не заметил родимое боевое охранение. «СНА» я к этому моменту отключил – зачем лишний раз зрение сажать?

– Стой, кто идет? – спросил из темноты знакомый простуженный голос, который обрел черты человека в шинели и буденовке, целящегося из «дегтяря» куда-то в лес. Вероятно, в ту сторону, где только что был «фейерверк».

– Москва! Свои!

– Мина! – ответил другой (теперь это был, без сомнения, Гремоздюкин, чья голова в каске появилась над бревном импровизированного бруствера) голос. – С возвращением, товарищ майор. Это там сейчас по вас стреляли?

Кажется, этот уже потерявший на войне слишком много командиров старшина не очень-то верил в благополучный исход нашей сегодняшней «рекогносцировки».

– А то вы не видели и не слышали! Но двух или трех ихних мы точно положили. Так что за сегодняшний минометный обстрел мы с белофиннами в расчете. Но в остальном ничего хорошего, – сказал я, поставив автомат и палки к ближайшему дереву и снимая лыжи. В онемевших ногах ниже колен ощутимо покалывало – сказывалась отвычка как от ходьбы на лыжах, так и от любой «физухи» в целом.

– В каком смысле «ничего хорошего»?

– В том смысле, что тот вражеский танк саперам, увы, не померещился. Не наврал товарищ Натанзон, – сказал я, наконец освободившись от лыж.

– И что нам с этой информацией делать, товарищ майор?

– Выходит, что противник на этом участке фронта сильнее, чем можно было предполагать. Но об этом мы будем думать после того, как завтра попытаемся договориться с соседями о совместном прорыве и взаимодействии. В зависимости от конечного результата. Проследите лично, чтобы в десять утра, когда более-менее рассветет, все были готовы!

Я чуть было не сказал «в семь утра», но вовремя успел вспомнить где я и что сейчас на дворе вообще-то зима (что значит – прибыл из конца лета). А зимой в семь утра еще темно.

– Так точно, товарищ майор! – отозвался Гремоздюкин.

– Я заночую у ремонтников! – закончил я разговор.

После этого мы покинули боевое охранение. Гремоздюкин явно обрадовался и по этой причине был настолько любезен, что понес мои лыжи. Ну а Смирнов молча тащил свои лыжи, СВТ и комплект трофейных стволов, не показывая каких-либо видимых признаков усталости.

«Вагенбург» лесного «котла» спал, страдая от холода и бурчания в пустых желудках, каждую минуту ожидая выстрелов или свиста мин. Но финны безмолвствовали. Похоже на то, чтобы переварить упрямый факт сегодняшних потерь, им потребуется какое-то время.

В ночных облаках над лесом в очередной раз образовались широкие разрывы, и стало слышно, как где-то в вышине гудит нечто летающее, множественно, мощно и басовито. А потом в вышине над нашими головами, на фоне скрытой дымкой голубоватой луны очень медленно проплыли два ширококрылых, похожих на жирные плюсы, темных силуэта.

Прямо-таки имперский звездный разрушитель на фоне какой-нибудь планеты или луны. Ну да какая империя, такие у нее и разрушители.

– Это что? – спросил я у навьюченного моими лыжами и палками Гремоздюкина, указуя перстом в ночное небо.

– Да это наши ТБ‐3, я же говорил, товарищ майор, – ответил товарищ замкомвзвода. – Они над нами чуть не каждую ночь летают!

– Лишь бы был толк от этого летания. Все, всем спать, – приказал я, видя, что мы подошли к знакомой ремлетучке на шасси «ЗиС‐6». – Если что – меня немедленно будить! Выход завтра в 10:00! Да, и к завтрашнему выходу, пожалуйста, найдите мне исправную ракетницу и пару ракет! Лучше всего – красных.

– Так точно! – Гремоздюкин козырнул и, свалив лыжи возле «ЗиСа», удалился куда-то в сторону штабных фургонов. Наверное, сало с сухарями доедать, если оно у них, конечно, осталось.

Прежде чем мы влезли в протопленный фургон, Смирнов сунул мне в руку какую-то овальную пилюлю, тихо сказав, что это весьма питательная вещь, которая заменяет для одного человека суточную норму продуктов, восстанавливает нервные клетки, успокаивает психику и улучшает сон. Я немедленно проглотил чудо-средство, на вкус показавшееся самой банальной глюкозой. Оба ремонтника уже спали под шинелями и даже не шелохнулись при нашем появлении, а Кюнст, которого я знал как Кузнецова, бодрствовал, поджидая нас. После того как мы вернулись, он взял свою винтовку и вышел на мороз. Видимо, нести караульную службу. У меня не было уверенности что я засну (как-то отвык я спать, не раздеваясь и не разуваясь), хотя деликатные ремонтники и освободили начальству в моем лице одну из лавок, из-за чего Шепилов улегся на полу. Сняв шапку, перчатки, ремни амуниции, шинель («ТТ» из ее внутреннего кармана я доставать не стал) и маскхалат, я положил ППД на верстак. Потом лег, сунул шапку себе под голову, накрылся шинелькой и, на удивление, заснул под равнодушным взглядом севшего в угол Смирнова. Возможно, чудо-пилюля таки подействовала.

16 января 1940 г. Примерно там же. Дорога Места-тие в районе Кууромется. Западный берег Ладожского озера.

– Т-рр!! Фрр-рр!! Нгу-у-у-у!!! Дыр-дыр-дыр-р-р-р-ды-дыт!! – неожиданно услышал я сквозь сон некие, новые для меня после вчерашнего, далекие посторонние звуки. Похоже, где-то в небе, над потолком фургона, гудело, выло и тарахтело что-то железное. Каким-то мгновенным рывком я проснулся, сел на лавке и, протирая глаза, вопросил у сидевшего возле печки Смирнова:

– Сержант, это что, блин, такое? Что происходит?

В следующий момент, по мере того как сон окончательно ушел, я наконец обрел способность связно соображать, окончательно вспомнил, кто я сейчас и где именно нахожусь, и сразу же увидел и оценил следующие моменты. Во-первых, второй Кюнст и оба ремонтника, включая нашего драгоценного Объекта внутри ремлетучки отсутствовали. Во-вторых, раз второй Кюнст, тот, который Смирнов, без малейших эмоций сидел на месте и даже не счел нужным меня разбудить, вокруг не происходило ничего опасного или хотя бы заслуживающего внимания. А шум над головой объяснялся очень просто – похоже, в небе вертелся воздушный бой. За окошками фургона светлело. Было тепло, печка потихоньку топилась, на ней опять стояли два котелка со снеговой водой. Я глянул на часы – 9:11 утра. В принципе, можно было и еще поспать, ну да черт с ним, раз уж проснулся – надо действовать. Как говорили в «Шведской спичке» у А. П. Чехова: «Разбудили – пейте».

– Все спокойно, командир! В данный момент над нами летают самолеты! – доложил Смирнов и тут же продолжил: – Все вылезли наружу и с интересом наблюдают за ними. С нашим Объектом все в порядке, он сейчас максимум метрах в тридцати от нас и ему ничего не угрожает. К вам никто не приходил, никаких сообщений и команд извне не поступало. Вон там – теплая вода. Можете умыться.