Мы остаемся с Оксаной одни. Она стоит молча, опустив взгляд вниз, такая потерянная в темноте коридора, из-за чего мне хочется просто прикоснуться к ней. Хотя бы извиниться за ту сцену, которую она пережила. Я привык к закидонам Ланы, но даже мне сейчас хотелось просто пойти и отмыться от грязи, которую она вылила на всех.

Я продолжаю стоять на месте, потому что боюсь одного: после всего, что случилось, нимфа просто оттолкнет меня и уйдет прочь. И я боюсь нарушить даже этот короткий и зыбкий момент, пока еще ничего не было сказано, слова не были произнесены, пока она здесь и еще не захлопнула дверь, не ушла навсегда, в последний раз бросив в мою сторону разочарованный взгляд.

Пока я могу хотя бы смотреть на нее...

Он молчит, а у меня сердце сжимается. Он человека спасал, рискуя своей лицензией и свободой, а эта дрянь Лана мало того, что гуляла, как сука, так еще и шантажировала его! Господи, каких же сволочей земля носит…

Я украдкой смотрю на Криса, отбрасывающего ползущую ко мне тень. Он не двигается, и я не вижу его лица. Как он смотрит на меня? С удивлением? С жалостью? Со злостью? С чувством вины? Нужна ли я ему сейчас?

Я делаю шаг вперед, и он чуть выше поднимает подбородок. Теперь мне видны очертания его лица, в которое я готова смотреть вечно. Я ослабляю пальцы, выпуская из руки клатч, срываюсь с места и просто набрасываюсь на него.

Крис подхватывает меня на руки, крепко прижимает к себе и, найдя мои губы, целует их с каким-то зверским остервенением. Я обвиваю его талию ногами и позволяю ему отнести меня в комнату, где оказываюсь на кровати и, наблюдая за тем, как Крис стягивает с себя футболку и джинсы, разбираюсь с мелкими пуговицами на своей рубашке. Едва расстегиваю две, как Крис просто хватает за полочки, рвет к чертям мою рубашку, стаскивает с меня джинсы и, нависнув сверху, снова впивается в мой рот поцелуем.

Но у меня перед глазами снова Лана… Ухоженная, отшлифованная львица, перед которой мужчины штабелями готовы падать. Я рядом с ней тупая лань. И что во мне могло привлечь Криса? Моя неопытность? Мой сексуальный голод?

Его поцелуи так естественны и горячи, пальцы слегка подрагивают, скользя по моему телу, а сердце неистово бьется о грудную клетку. Разве это не показатель того, что он искренен со мной, а слова Ланы — пустой звук?

И все же я должна узнать…

Я ладонями упираюсь в его твердую грудь и отстраняю его от себя. В его темных глазах вспыхивает мрак. Он хмурится, ожидая подвоха, а я как конченая дура спрашиваю:

— Кто мы друг другу, Крис?

Он закрывает глаза, и его губы изгибаются в улыбке. Выдохнув с облегчением, словно он боялся услышать от меня другое, он снова смотрит на меня с безграничной нежностью и шепчет, большим пальцем гладя меня по щеке:

— Ты околдовала меня, нимфа… — и неожиданно добавляет: — Прости…

— За что? — хлопаю я ресницами.

— За все.

Ну вот, приехали! Я так привыкла к тому, что из Васьки прощение только менты выбивали, что уже и не надеялась на то, что в мире остались настоящие мужчины.

— Крис, ты дурак? — улыбаюсь я.

— Да, — кивает он. — Умный уже утащил бы тебя в ЗАГС и окольцевал.

Не успела я развестись, а тут уже такие намеки!

— Зачем я тебе? Ты самодостаточный, успешный, обаятельный…

Он засовывает палец под резинку моих трусиков и тянет их вниз.

— А еще я хитрый, наглый и беспринципный… — смеется он, вертя на пальце мое белье: — …извращенец.

Меня бросает в жар от его угрожающего тона. В полумраке комнаты я вижу блеск в его глазах. Он возгорается нездоровым азартом, о чем-то интенсивно думая и с полуулыбкой поглядывая то на меня, то на мои трусы. У меня пальцы на ногах поджимаются, а в животе образовывается тугой узел.

— Я сыт выяснениями отношений, нимфа. Мы же с тобой без слов понимаем друг друга. Так может, просто будем наслаждаться моментом? Или ты пришла сообщить, что улетаешь на Мальдивы? Так учти, я тебя... Никуда. От себя. Не отпущу.

Он снова опускается к моему лицу, целует мои губы и, не теряя времени, снимает с меня бюстгальтер.

Он настроен решительно. Я вижу это, чувствую, но сейчас меня это ничуть не пугает.

Павел Георгиевич сказал, что я ему как дочь и уже завтра он разберется с Васькой. Мы с ним прекрасно слышали, чем Лана удерживала Криса возле себя долгие годы. Правда вышла наружу.

Мы свободны…

Так может, пришло наше время быть счастливыми? И Крис прав, мы уже сыты той дрянью, что терпели годами?

— Погоди, — Крис вдруг отрывается от меня и, облизнувшись, спрашивает: — Боюсь ошибиться, но все же… Есть же в тебе какая-то склонность к… Ну-у-у…

— К чему? — почему-то напрягаюсь я.

— Черт, нимфа, почему мне так трудно прямо спросить у тебя об этом? — нервничает он, будто боится отпугнуть меня.

Ну что ж, я облегчу ему задачу. Я отчетливо слышала поганую Лану. Каждое ее слово. Впрочем, как и Павел Георгиевич. И в определенный момент мы с ним даже отвернулись друг от друга, не зная, куда глаза девать от поднятых ею интимных вопросов, а конкретно об «извращенских фантазиях» Криса.

— Подозреваю, что есть, — тихо признаюсь я, отчего его глаза тут же расширяются.

Но имею же я право предположить такое, учитывая, что терпение у меня атомное, а проецировала свою склонность я немного на другую область?

Крис коварно скалится, обнажая свои белоснежные зубы, и хрипло порыкивает:

— Вот теперь я точно тебя никуда не отпущу.

— А кто сказал, что я куда-то от тебя уйду? — улыбаюсь я, толкая его от себя.

Крис заваливается на кровать, и я ловко усаживаюсь на его напрягшийся пах. Он глухо мычит. Бедняга. Это был тяжелый для него день: облом утром, облом в лифте, облом, когда нас застукали родители. Да еще и вишенкой на торте послужила мерзавка Лана. Если и сейчас кто-то лишит его сладкого, боюсь, Крис уже тупо прилюдно меня отымеет.

— Мама с папой теперь о нас знают. — Я ноготками скольжу по его рельефам. — Немного в шоке, но не осуждают. — Я сползаю по его ногам, стягиваю его боксеры и, закусив губу, обхватываю его член пальцами. — Так на чем мы там остановились?

— Именно на этом, конфетка, — хрипло произношу я, потому что стоит только ей обхватить пальчиками мой член, как у меня, сука, дыхание тоже перехватывает.

Нельзя быть такой невинной на вид и уметь вызывать в мужчине бешеное желание. Можно случайно попасть на того, кто просто захочет сломать.

Но это уже неважно. Она моя. И если хоть кто-то попробует притронуться к ней — того сломаю я ко всем херам.