– Джон.

– Ты больше не будешь работать в конюшне, Джуван. Ты станешь слугой моего сына. Будешь постоянно находиться рядом с ним.

– Да, муаллим.

Айюб снова кивнул, повернулся и пошел прочь. Юсуф улыбнулся. Он впервые получил от отца нечто похожее на похвалу.

Ноябрь 1149 – апрель 1150

Баальбек

– Аллах акбар! Аллах акбар! – Пронзительный голос муэдзина разбудил Джона.

Он скатился с соломенного тюфяка, протянул руку, открыл деревянные ставни, и его крошечную комнатку наполнил предрассветный сумрак. Как личный слуга Юсуфа Джон получил более толстое одеяло, тюфяк из соломы и отдельную комнату – маленькую и голую, но собственную. Однако он все еще должен был мыться с остальными рабами.

– Ас-саляту хайру мина-н-наум – Молитва лучше, чем сон, – продолжал муэдзин.

Джон встал и отправился в бани. Таур уже был там и с улыбкой приветствовал Джона:

– Смотрите, кто уже встал. Твоя красота хорошо выспалась, сакс?

– Получше твоей, – ответил Джон, стягивая тунику и снимая с полки глиняный кувшин. Остальные рабы уважительно расступились, давая ему возможность подойти к воде. Он наполнил кувшин и вылил его на голову. – Проклятье, какая холодная! – воскликнул он.

К счастью, в банях было достаточно тепло: небольшой огонь в соседнем помещении нагревал глиняные трубы, которые шли под выложенным плитками полом.

– Что тебе сегодня приказал твой хозяин? – спросил Таур.

– Как обычно: сначала занятия, потом фехтование на мечах. А что ждет тебя?

– Понятия не имею.

Джон вопросительно приподнял брови, но Таур больше ничего не сказал. Джон пожал плечами. В любом случае это его не касалось. Он всячески старался избегать Турана.

Джон закончил мыться и тщательно вытерся. Тем не менее он дрожал от холода, когда вышел наружу. Наступила осень, и холодный воздух спустился с гор, накрыв город. Джон вошел в хозяйский дом и по коридору направился в комнату Юсуфа. Дверь была открыта, Юсуф стоял на коленях на молитвенном коврике лицом к стене с начертанным знаком, показывающим направление на Мекку. Джон прислонился к дверному косяку и стал молча наблюдать. Юсуф положил ладони на пол перед собой и наклонился вперед так, что его лоб коснулся коврика. Через некоторое время он выпрямился и сел, опираясь на пятки. Все это время он тихо бормотал слова мусульманского молитвенного ритуала.

– Несомненно, ты самый достойный и самый великий, – заключил Юсуф уже немного громче, повернул голову направо, и, хотя он смотрел прямо на Джона, казалось, он его не замечает. – Салям аллейкам, – прошептал Юсуф. Да будет с тобой мир. Он повернулся налево и повторил: – Салям аллейкам. – После чего стал сворачивать молитвенный коврик. – Привет, Джон, – сказал Юсуф и поставил коврик в угол.

– Доброе утро, – ответил Джон и показал на молитвенный коврик. – А ты от этого не устаешь?

– От чего?

– От бесконечных поклонов.

– А разве христиане не встают на колени и не молятся?

– Да, мы встаем на колени, но мы не падаем ниц перед нашим богом.

– Он не ваш бог, Джон, – поправил его Юсуф. – Существует только один Бог. И когда я падаю ниц перед ним, то делаю это вовсе не для того, чтобы просить его о милости. Я лишь показываю, что принимаю его волю. Такова моя вера. – Юсуф задумчиво склонил голову набок. – Из того, что ты мне рассказал, следует, что вы покоряетесь воле священников, которых должны молить о прощении. Если уж человек должен кому-то поклоняться, как ты говоришь, то не лучше ли это делать перед Богом, чем перед другими людьми?

– Может быть, – проворчал Джон.

Юсуф торжествующе улыбнулся:

– Я еще сделаю из тебя истинно верующего. А теперь пойдем, у нас сегодня много дел.

* * *

– А какого рода бог, по твоему мнению, почитается здесь? – спросил Имад ад-Дин у Юсуфа.

Юсуф и Джон встретили его на ступенях храма в тот день, когда пришли фехтовать на мечах. В свои двадцать четыре года Имад ад-Дин был уже знаменитым имамом – поэт, ученый, законовед и личный секретарь отца Юсуфа, Айюба. Недавно он занял место Ибн Джумэя в качестве наставника детей Айюба. Имад был красивым мужчиной с черной бородой, высокими скулами и орлиным носом, придававшим ему сходство с ястребом. Когда он пристально смотрел на них своими внимательными карими глазами, это сходство только усиливалось.

– Бог войны? – предположил Юсуф.

Имад ад-Дин покачал головой.

– Бог любви? – попытался угадать Джон.

Имад ад-Дин улыбнулся:

– И опять нет. Пошли, я вам покажу.

Наставник повел их к задней стене с потускневшей мозаикой, едва различимой в тусклом свете солнца, которое с трудом пробивалось сквозь тучи. Юсуф обращал на нее внимание и раньше, но особого интереса она у него не вызвала. Мозаика красного и золотого цвета изображала мужчину в короткой тунике – или леопардовой шкуре, разобрать было сложно, – расположившегося в тени деревьев. Его голову украшала корона из листьев, в одной руке он держал пастушеский посох, в другой – кубок.

– Вакх, – сказал Имад ад-Дин. – Бог вина. С его культом связаны непристойные ритуалы, которые здесь проводились. Последователи Вакха воспроизводили жизнь, смерть и воскрешение бога, после чего пили вино в его честь. – Он повернулся к Джону. – Похоже на то, как христиане поклоняются Иисусу.

Джон нахмурился:

– Вакх – это бог варваров. Он не имеет ничего общего с Иисусом.

– Поначалу и римляне считали вашего Иисуса богом варваров, – задумчиво произнес Имад ад-Дин. – Но ты прав: церемонии поклонения у этих богов разные. В книгах написано, что после того, как они выпивали вино, почитатели Вакха устраивали дикие оргии с самыми разными извращениями.

– Вакханалии, – сказал Джон. – Это латинское слово, которое дошло до нас.

– Верно. – Имад ад-Дин тряхнул головой. – Вот почему не стоит удивляться тому, что Римская империя пала. – Он отвернулся от мозаики и повел их ко входу в храм. – А какой вывод ты сделаешь, глядя сюда, Юсуф?

– Нужно остерегаться опасностей, которые несут вино и женщины. Мудрость пророка в данных вопросах велика: он запрещает правоверным пить вино и стремится обуздать похотливые сердца женщин.

– Крайности невероятно опасны, – согласился Имад ад-Дин. – Но жизнь без вина и женщин не будет полной. Что ты об этом думаешь, Джон?

Они подошли к ступеням у входа, и Джон указал на храм.

– Сегодня мы не умеем возводить столь величественные сооружения. Возможно, римляне и страдали от множества пороков, но их империя была величайшей в истории мира.