И вроде бы все налаживается – с литовцами близятся переговоры, боярские головы и не подумывают об изменах. Но тут случается неслыханное – митрополит Афанасий оставляет кафедру и возвращается в свой Чудов монастырь. Свой уход совершил он в то время, когда Иоанн отправился на юг осматривать новые крепости. Сказал, мол, немощь и болезни не позволяют боле занимать стол митрополичий, но понимал царь, что старик здоров и, видимо, уход его есть несогласие с государевыми делами. Струсил он и просить дозволения царского на то! И если бы долгие годы Афанасий не был рядом с государем в лице духовника, то гневу царскому не было бы предела. Но Иоанн в тот же день велел вызвать в Москву казанского архиепископа Германа, чем дал понять, что отпускает Афанасия…

Отложив бумаги и письменные принадлежности, государь, облаченный в черный кафтан, похожий на рясу, покинул дворец. Майская ночь была теплой, приятно пахло весной, но царь уже разучился радоваться таким мелочам.

Колокол звал к заутрене. К этому времени Иоанн был уже в храме. Началась служба. Закрыв глаза, Иоанн повторял дословно каждую молитву. Неспокойно на земле Русской без митрополита-батюшки, осиротел народ. Но государь, истинный пастырь его, найдет ему замену.

* * *

Архиепископ Герман покидал казанскую землю впервые за двенадцать лет…

За годы, проведенные в Казани, Герман одряхлел. Сказывался и климат, и тяжесть того дела, которое было уготовано ему. Сколько было содеяно вместе с прежним архиепископом казанским Гурием, учителем и соратником Германа. Благодаря им в казанской земле распространялось православие, строились храмы и монастыри. Гурий умер два года назад, и Герман был избран архиепископом вместо него. Работы было еще много, и Герман тосковал по ушедшему наставнику и помощнику своему. Дала знать о себе старость – он высох, сгорбился, борода его стала совсем белой – от княжеской родовитой стати не осталось и следа. И даже спустя столько времени с тоской вспоминал он Старицу, где был когда-то архимандритом местного Успенского монастыря, думал о давнем друге своем, князе Владимире Андреевиче, который, как он узнал, давно уже в Старице не живет. Конечно, связь они потеряли, переписываться было бы делом сложным, да и лишним, но старец по-прежнему с теплотой вспоминал о нем.

Счастлив был узнать Герман и об ученике своем Иове, который успешно управлял Старицким Успенским монастырем до сих пор, что по-прежнему оставался набожен, кроток и смиренен, что обитель он так же облагораживает и обустраивает, как в свое время делал и Герман.

Занятый преобразованиями в далеком от Москвы крае, Герман не всегда вовремя узнавал о происходящих в стране событиях. И вскоре потянулись в эти пустые, малозаселенные низовские земли возы многочисленных княжеских семейств. Герману докладывали, что князья были лишены родовых вотчин и прибывали в казанские земли без имущества, которое они не имели права с собой взять. И ведь это были потомки ярославских, ростовских и стародубских князей – Шастуновы, Кубенские, Щетинины, Охлябинины, Шаховские, Палецкие, Ромодановские. Одни из самых знатных и богатых, уже не один век обладающие обширными землями, сидящие на первых местах и участвующие в управлении государством, высылались прочь и селились на пустынных берегах Волги. Герман с недоумением и душевной болью взирал на это и ждал скорого отъезда в Москву, дабы во всем разобраться.

И ныне, в сие неспокойное время, его звали в Москву, ибо совет епископов и сам государь восхотели, дабы был он митрополитом всея Руси. Герман не хотел этого, считая себя недостойным столь высокого сана. Но не ехать было нельзя, и потому архиепископ велел собираться спешно.

Германа провожал со слезами и простой люд, и казанское духовенство. И сам он покидал этот все еще чужой для него край с тяжелым сердцем. Кони, запряженные в возы с обозом, уже ждали, опустив головы и прижав уши. Ждали в седлах и ратники, сопровождавшие архиепископа в столицу. Герман прошел мимо гомонящей толпы, благословляя всех, и торопливо сел в свой закрытый возок. Тронулись. Кончено.

В дороге Герман чутко задремал, то и дело просыпаясь, когда возок его подбрасывало на кочках и ухабах. Мысли были о княжеских семьях, высланных «на низ», лишенных земель, богатств и чести. Как же вышло сие? Как?

– Уйди с дороги! Уйди! – послышалось снаружи, и возок внезапно остановился. Герман, сбросив с себя паутину тяжелых мыслей, настороженно начал выглядывать в окошко. Дорогу им преградил воз, видать, очередного высланного князя, и ратники, не давая ему приблизиться к архиепископу, угрозами пытались его отогнать. Герман, схватив посох, торопливо вышел из своего возка.

– Владыко! Благослови, владыко! – услышал он тут же и направился вперед, приказывая ратникам отступить. Герман увидел тех, кто остановил его поезд – невысокий плешивый старик с редкой бороденкой и его сын, плечистый и крупный. Оба, глядя на Германа, упали пред ним на колени. Герман приблизился к ним, а старик, глядя на него широко раскрытыми глазами, прошептал:

– Не серчай на меня, глупца. Уведал, что сам архиепископ Герман навстречу поедет ко мне, хотел токмо одного от тебя – благословения семьи моей.

Герман поднял глаза на воз старика и увидел выглядывающих оттуда баб – старуху и двух девушек. Глядели они на него тяжело, словно выжата из них была вся жизненная сила, а сами они были растоптаны и уничтожены.

– Как имя твое?

– Федор, князь Пожарский, – пылко ответил старик, – а это мой сын Михаил… На суздальской земле издревле было наше имение. Ныне отобрано все в опричнину, а нас без всего в Жарскую волость отправили. Ничего не дали забрать… Едем на пустую землю с тремя слугами… Холопы все там остались… С имением… С землями…

На глазах старика выступили слезы, и он всхлипнул, опустив плешивую голову.

– Деды мои испокон веков там жили. А меня оттуда как собаку… А я ведь Казань с государем брал! Казань, – и, закрыв лицо грубыми руками, он зарыдал, совсем опустившись к земле. Сын бережно держал его за плечи, успокаивая. Герман прочитал молитву над ним, перекрестил, едва унимая охватившее его волнение. Утирая слезы, пошатываясь, старик направился к своему возку, и сын придерживал его. Герман, опершись руками о навершие посоха, наблюдал, как их возок трогается с места и, объезжая обоз архиепископа, едет дальше.

Спустя полвека внук этого несчастного старика спасет Россию и новую династию. Но все это будет потом…

Прибыв в Москву, Герман расположился во владычных палатах. Он был недоволен. Недоволен тем, что ему велели расположиться здесь, во владениях владыки русской церкви, в центре Москвы,