В прихожей брякнул звонок, затем на дверь посыпались удары.

– Прохор! – крикнул Цезарь Николаевич. – Прохор, кто там ломится?

Тут он вспомнил, что Прохор отпросился на всенощную в Пантелеймоновскую церковь, и подошел к двери.

– Кто здесь?

– Дядя, откройте! – раздался за дверью умоляющий голос племянника. – Это я, Вацлав!

– Вацлав, ты знаешь, который час?

– Ну да, знаю. Но я ранен, мне плохо… впустите меня!

– Черт знает что…

Скульптор колебался, но, услышав за дверью весьма натуральный стон, все же откинул крюк и отпер замок.

Дверь тут же распахнулась, и в прихожую ввалился племянник – ничуть не раненый, но еще более бледный, чем обычно, и с бегающими глазами. За ним тотчас же протиснулись еще два человека – один приземистый, с мощными плечами и квадратным подбородком, другой – тощий, в котелке и галстуке-бабочке, с пронзительными и страшными глазами.

– Господа, что это такое? – воскликнул скульптор. – Убирайтесь немедленно! Вацлав, кого это ты привел?

– Это мои друзья, дядюшка!

– Какие еще друзья? Хорошими же друзьями ты обзавелся! Ты никогда не разбирался в людях!

Спутники Вацлава обменялись взглядами, и тощий нетерпеливо проговорил:

– Может, хватит уже баланду травить? Мы пришли дело делать, так начнем уже!

– Обождите, господа, я сперва с ним поговорю! Мы все решим по-хорошему!

– Вацлав, что вообще происходит?

– Дядя, я вам сейчас все объясню. Я должен этим господам денег… много денег…

– Вацлав, опять? Я же заплатил тебе большие деньги! Очень большие! Неужели ты уже все проиграл?

– Вот только не надо читать мне мораль! – с неожиданной злостью проговорил племянник. – Для меня это вопрос жизни и смерти! Мне нужно не нравоучение, а помощь! Реальная помощь! Мне нужно расплатиться, иначе конец!

– Вопрос смерти! – повторил у него за спиной тощий тип и облизал узкие губы.

– Но, Вацлав, я отдал тебе почти все свои деньги… отдал их тебе за ту вещь…

– Так отдай ее!

– Зачем она тебе? Ты не сможешь ее никому продать! Никто не даст за нее настоящую цену…

– Кончай уже! – прошипел тощий. – Мне скучно слушать ваши разговоры… пришьем твоего дядюшку, и дело с концом… – с этими словами он выхватил из рукава нож с узким длинным лезвием.

– Подождите, месье Гастон! – остановил его Вацлав. – Может, он нам еще понадобится. Иначе придется очень долго искать. Квартира большая, и мы провозимся до утра.

– Долго не хочу. До утра не хочу. Хочу, чтобы все было быстро! Быстро и красиво! Вы же знаете, как я ценю красоту! Вы же знаете, что я не простой налетчик, а декадент!

– Дайте мне минуту, месье Гастон!

Вацлав оттолкнул дядю, прошел в гостиную и снял со стены картину.

Под ней оказалась дверца сейфа.

– Дядюшка, скажите мне шифр. Не вынуждайте брать грех на душу. Скажите – и мы вас не тронем.

– Васятка и сам может открыть любой сейф, – проговорил тощий бандит.

– Это мы с нашим удовольствием! – подтвердил его немногословный спутник.

– Дядя, сэкономьте нам время! Скажите шифр!

– Ради бога! Если хотите, я его сам открою!

– Что ж, открывайте!

Скульптор подошел к сейфу, несколько раз повернул колесико с цифрами, и массивная дверца открылась.

– Вот видите – здесь нет денег! – проговорил Цезарь Николаевич, показав на открытый сейф.

– А это что? – Вацлав потянулся к деревянной коробке, лежащей в углу сейфа. – Это то самое, что вы у меня купили!

– Нет, это вовсе не то, можете в этом убедиться! – Цезарь Николаевич достал коробку из сейфа, открыл крышку, и в его руке оказался вороненый наган.

– Дядя, что за шутки? – вскрикнул Вацлав, попятившись.

– Это не шутки, это револьвер, и он заряжен. Так что лучше убирайся отсюда со своими дружками, иначе…

– Будет мокрота! – прошипел тощий тип и метнулся к скульптору.

Цезарь Николаевич замешкался, но в то же мгновение прогремел выстрел, и тощий бандит замер в прыжке и грохнулся на пол.