доктор, зачэм так говоришь? – горец моментально сменил тон на дружелюбный. – Прахады, пожалуйста, лэчи скорее.

Семёныч зашёл в вагончик, растолкал работяг, заметил человека, лежащего на топчане. Следом за ним, с опаской оглядываясь, шли Вениамин и Лена.

– Все на улицу! Один остался – старший или родственник, – скомандовал Семёныч и, пододвинув сколоченную из досок табуретку, сел возле больного.

Рабочие вышли. Остался седой, крепкий старик, который стоял неподвижно у изголовья деревянного топчана, покрытого двумя матрасами.

– У него уже был инфаркт, – сказал он тихо на хорошем русском языке, – я ему говорил, что работать нельзя. Он всё равно приходил, помогал, чем мог.

Клиническая картина стала ясна Семёнычу, как только он вошёл в вагончик. Мужчина лет пятидесяти с бледно-серым лицом лежал на топчане и задыхался. Холодный пот выступил на лбу и висках, клокочущее дыхание не оставляло сомнений в диагнозе. На краешке рта выступила пенистая мокрота. «Тяжёлый отёк легких», – сказал самому себе Семёныч и первым делом начал измерять давление.

Лена вошла в вену, поставив катетер, и молча ожидала указания Семёныча. Вениамин внимательно наблюдал за его действиями.

– Двести двадцать на сто тридцать, – тихо вслух сказал Семёныч. «Вот такое давление его и губит. – Ему нравилось проговаривать про себя диагноз и проводить как будто консилиум. – При слабом сердце такое давление губительно. Сердце не справляется с нагрузкой и даёт отёк легких».

У больного началась паническая атака. Он захлюпал сильнее и заметался. Обливаясь потом, он хотел поднять голову, но лишь широко раскрывал рот и жадно пытался вдохнуть.

– Восемьдесят фуросемида, нитроглицерин. – Семёныч рукой прижимал фонендоскоп к вене, наблюдая, как Лена набирает шприц. – Вводи медленно.

– Морфин, – скомандовал Семёныч после ввода первых препаратов. – Лена чётко выполнила указание, а Вениамин, уже собиравшийся бежать за дефибриллятором, остался, поняв, что кризис миновал.

Через несколько минут Семёныч снова измерил давление. «Сто двадцать на восемьдесят», – удовлетворённо кивнул он сам себе.

Больной начал оживать. Перестал хлюпать, чуть порозовел и задремал, дыхание стало стабильным.

На снятой ЭКГ инфаркта Семёныч не обнаружил, это означало, что кризис действительно позади.

«Нужно подождать и убедиться, что не будет остановки дыхания после морфина». Семёныч встал с табуретки, потянулся и снова сел.

– Он живой? – насторожился старший кавказец.

– Живой, живой, – не оборачиваясь, ответил Семёныч, – под балдой только после морфина.

Старец недоверчиво посмотрел на Семёныча и подошёл к больному. Наклонился к его лицу, почувствовал дыхание и, едва заметно сложив руки в молитве, прошептал что-то, подняв голову вверх.

– Веня, давай за носилками, – Семёныч обернулся к фельдшеру, а затем обратился к старцу: – Попросите кого-то помочь вынести. Будем госпитализировать.

– Доктор, подожди, – жестом рук старик остановил Вениамина, – ему нельзя в больницу.

– Почему? – спросил Семёныч, нахмурившись.

– Там у него проблемы, – старец начал водить туда-сюда руками, – с документами, с разрешениями… Доктор, вам спасибо огромное, от души. Дальше мы его сами выходим. У него так было уже.

Семёныч задумался: «Если отёк не впервые, полностью купирован, нет инфаркта, то можно и оставить».

– Ладно, пусть остаётся. Никаких работ, полный покой. – Он ещё раз подошёл к больному, измерил давление, послушал дыхание и уже окончательно принял решение: – Хорошо, ближайшие дни вообще пусть не встаёт. Поднимите ему подушку. Пусть полусидит. И полный покой.

– Доктор, от всех нас вам спасибо, – старец приложил руку к груди, – покушайте с нами. У нас плов сегодня.

– Спасибо, некогда. – Семёныч взял из чемодана папку и, положив на неё бланк, начал его заполнять. – У нас впереди другие вызовы. Там тоже люди.

Старец, ничего не ответив, вышел из вагончика, оставив бригаду наедине с больным.

Семёныч заполнил бланк, фельдшеры собрали чемодан. Дело было сделано. Бригада вышла.

Вокруг вагончика толпились рабочие. Впереди стояли старец и тот первый горец, который пытался действовать угрозами.

– Доктэр, вы нас извинитэ. – Он сделал шаг вперёд и приложил руки к груди. – Мы тут пагарэчились. Друг наш умирал, поймитэ нас.

– Нормально, – добродушно ответил Семёныч.

– Возмитэ покушать. Тут плов, помидоры, зелэнь, лэпёшка – всё очэн вкусно. – Кавказец сделал знак рукой, и кто-то из толпы передал ему два полных пакета с едой. – От души, доктэр.

Семёныч чуть смутился, замешкался, но пакеты взял.

– Спасибо, надеюсь, не увидимся. Будьте здоровы и следите за больным.

Валера завёл двигатель, дождался, когда все разместятся, и, нажав на прощание гудок, выехал с территории стройки.

– Мы закончили. Что у нас дальше? – Семёныч на ходу связался по рации с диспетчером.

– Майская, девятнадцать. Женщина. Сорок четыре года. Трудно дышать.

– Понял, выезжаем. – Семёныч убрал на место рацию и обернулся к окошку, соединяющему кабину и кузов. – Ехать минут двадцать, поешьте пока.

– Ой, Сергей Семёнович, а можно, да? – Лена встрепенулась и, шурша пакетами, принялась доставать завёрнутую в бумагу еду. – Мне утром форму пришлось Димке зашивать, так и не завтракала. С вечера не сказал мне – только утром увидела, что порвано.

– Веня, ты тоже поешь. Плов остынет, невкусно будет. – Семёныч повернулся, поёжился в кресле в поисках удобного положения и прикрыл глаза.

Он не спал. Закрыв глаза, почему-то сразу представил себя в кабине КамАЗа. Гонка «Париж – Дакар». Трясёт. Пыльная африканская дорога сухим облаком окутывает их грузовик. За окном какие-то животные, но из-за пыли толком разглядеть не получается. Саня Гальцев, лучший пилот мира, крепко держит руль, который на каждой кочке желает вырваться из рук профессионала и сделать свои собственные два круга вправо. Семёныч, штурман и врач команды, может чуть вздремнуть, дорога достаточно проста, и есть время для отдыха. «Мы первые. Ещё половина Африки впереди, но мы первые». Семёныч пошевелил губами, снова повторил эту фразу и вдруг вспомнил о сыне: «Завтра с Костей поедем в путешествие. Как это здорово, когда есть дорога, есть дело. Кстати, надо его как-то здесь легализовать». Семёныч вдруг открыл глаза и обернулся к кабине:

– Лена, можешь подписывать отпуск.

– Правда? – Лена подняла голову от тарелки с пловом и облизала пальцы. – Справитесь? Мы тогда берём билеты? А то там только дорогие останутся.

– Бери, конечно. Будет у нас ещё один помощник. Подпиши только сначала у главного. А то всякое бывает.

– Ура-а-а! – вполголоса закричала Лена и замахала руками.

Вениамин нахмурился и молча приступил к кавказскому обеду: достал носовой платок, положил его на колени и, аккуратно, двумя пальцами извлекая из пакета помидоры и зелень, складывал их на приготовленную лепёшку. Затем тщательно завернул её и начал есть маленькими кусочками, следя за тем, чтобы сок от спелых томатов не брызнул в сторону.

Валера знал этот адрес, поэтому уверенно зарулил во двор и встал у нужного подъезда.

Старая хрущёвка, скамейка возле подъезда, несколько американских клёнов