* * *

Катастрофа 31 марта имела необратимые последствия для российского флота Тихого океана — с гибелью Макарова флот потерял вождя, которого было трудно заменить. Среди десяти других адмиралов, самостоятельно командовавших эскадрами и отрядами в Русско-японской войне, ни один не мог сравниться с первым командующим флотом Тихого океана. По образному признанию самих японцев, Макаров на фоне своих коллег выглядел как «благородный журавль среди домашних петухов».

Гибель Макарова произвела тяжелое моральное воздействие на весь личный состав флота — от нижних чинов до штаб-офицеров и адмиралов. Очевидец катастрофы капитан 2-го ранга Семенов, старший офицер крейсера «Диана», рассказывал офицерам в Морском собрании, как он укорял старшего боцмана за «похоронный» вид, требуя, чтобы тот всячески подбодрял команду, внушал, что без потерь нельзя — на то она и война. На что боцман ответил: «Что броненосец! Хоть бы два, да еще и пару крейсеров в придачу! — Голова пропала!»

У адмиралов и у многих командиров кораблей первого ранга пропала уверенность в своих силах. Они, заведомо признавая превосходство японцев на море, уже не пытались возродить традиции наступательной тактики, сторонником которой был безвременно погибший Макаров. С его гибелью пропал тот энтузиазм, с которым было встречено его прибытие в Порт-Артур в должности командующего флотом Тихого океана.

* * *

Поражение 1-го Сибирского корпуса под Вафаньгоу и неудачная попытка порт-артурской эскадры завоевать господство в северной части Желтого моря, предпринятая 10 июня 1904 года, поставили крепость Порт-Артур в крайне неблагоприятное положение.

3-я японская армия генерала Ноги, непрерывно получая пополнения через порт Дальний, захваченный японцами, постепенно активизировала свои действия против передовых позиций русских войск на Квантуне.

Доведя численность войск до 60 тысяч человек, Ноги начал решительное наступление и 15 июля оттеснил 4-ю Восточносибирскую дивизию к Волчьим горам. Однако через два дня и эти позиции русских были прорваны, и войска гарнизона отступили непосредственно в район крепости. Адмирал Того, наладивший тесное взаимодействие с генералом Ноги, выделил на сухопутный фронт 120-мм морские орудия, которые вскоре получили возможность обстреливать русские корабли, стоявшие на внутреннем рейде Порт-Артура.

Адмирал Алексеев в целях спасения эскадры и сохранения перспективы в дальнейшей борьбе настаивал на ее перебазировании во Владивосток. Однако в середине июля из флагманов и командиров больших кораблей в Порт-Артуре за прорыв во Владивосток выступали только начальник штаба эскадры контр-адмирал Матусевич и командир броненосца «Севастополь» капитан 1-го ранга Эссен. Отчаявшись в попытках укрепления боевого духа командующего эскадрой и его командиров, Алексеев решил обратиться к авторитету императора и доложил ему свою оценку обстановки. 19 июля Николай II ответил главнокомандующему телеграммой: «Вполне разделяю ваше мнение о важности скорейшего выхода эскадры из Порт-Артура и прорыва во Владивосток».

Эту часть телеграммы вместе с подтверждением предыдущих указаний адмирала Алексеева командующий эскадрой контр-адмирал Витгефт получил 25 июля. Указания главнокомандующего сводились к тому, чтобы в ближайший благоприятный момент эскадра вышла в море и проложила себе путь во Владивосток, по возможности, без боя. Если же бой все же состоится, то его следовало принять с надеждой на успех.

К этому времени обстановка под Порт-Артуром стала критической. С 17 июля подразделения двух батальонов Квантунского флотского экипажа уже сражались на сухопутном фронте, броненосцы вели перекидную стрельбу по японским позициям прямо с внутреннего рейда, а судовой десант на случай штурма крепости находился в повышенной готовности.

25 июля установленные на Волчьих горах японские 120-мм батареи впервые открыли огонь по порту и его бассейнам. Броненосцы «Пересвет», «Победа» и «Ретвизан» ответили обстрелом предполагаемых мест установки осадных орудий, но подавить их огонь так и не смогли. На кораблях, стоявших на внутреннем рейде, был отмечен ряд попаданий. Поэтому эскадра экстренно готовилась к выходу в море, назначенному на 28 июля.

Перед выходом эскадры Витгефт отказался от обсуждения с командирами тактического замысла неизбежного боя, ограничившись указаниями, что он будет руководствоваться приемами, выработанными при покойном Макарове. Было объявлено, что эскадра должна идти во Владивосток во что бы то ни стало, не поджидая отставшие или подбитые корабли. В ночное время было решено идти без огней, пользуясь для связи фонарями Ратьера с ограниченными секторами их видимости.

Подготовка к прорыву вызвала подъем духа личного состава эскадры, ожидавшего возрождения активных действий на море. Большинство командиров кораблей полагало, что даже в случае победы японцев в артиллерийской дуэли флот адмирала Того все-таки понесет значительные потери, которые облегчат действия 2-й эскадры Тихого океана, готовящейся к переходу с Балтики на Дальний Восток.

* * *

Конечно, крейсера покидали гавань не каждый день. В свободные от боев дни их экипажи не только обслуживали механизмы, но и добывали провизию: уже в июне рацион защитников крепости не отличался разнообразием, а в июле питались солониной и резали ослов.

Команда «Новика» оказалась в лучшем положении. Предусмотрительный Шульц еще в апреле купил стадо коров, разместив их за городом на даче одного из офицеров крейсера. Там же был разведен огород. Благодаря этим мерам командира матросы каждый день получали свежее мясо, картофель и зелень.

Печальным образом на судьбе крейсера сказалась сорокаминутная готовность, в которой корабль находился с конца мая по требованию штаба эскадры. Она не только изматывала личный состав, но и не давала возможности проводить никаких серьезных работ по устранению неисправностей в машинах. Даже накануне уже решенного контр-адмиралом Витгефтом выхода в море крейсер обстреливал побережье, оказывая огневую поддержку защитникам Порт-Артура. В результате его команда не успела принять 80 тонн угля до полного объема.

В связи с этим накануне выхода в море и у команды «Новика», и у команд других кораблей не было того задора, который царил во время командования эскадрой Макарова. Ни жажды мести, охватившей всех в первый момент после гибели «Петропавловска», ни азарта, вызванного опьянением неожиданной удачей 2 мая, когда затонули сразу два японских броненосца, подорвавшихся на минах, поставленных минным транспортом «Амур», ни радостной решимости, с которой 10 июня был встречен приказ о выходе эскадры в море. Все это было однажды пережито и, хотя и оставило в душе каждого моряка глубокий след, повториться уже не могло. Эти обстрелянные люди, десятки раз встречавшие смерть лицом к лицу, готовились к бою как к тяжелой и ответственной работе.

Было еще и чувство удовлетворения. Ведь за последние три дня бомбардировки кораблей эскадры с суши, как передавали Андрею Петровичу офицеры крейсера, им не раз приходилось слышать почти злорадные замечания матросов и унтер-офицеров:

— Небось теперь поймут, что внутренние артурские бассейны — могила для эскадры!