«Ретвизан», первоначально последовавший за «Цесаревичем», тотчас же увидел, что это случайный выход флагмана из строя из-за повреждения, и повернул обратно не только на старый курс, но даже на сближение с японцами. Казалось, что он хочет таранить неприятеля.

«Победа» осталась на прежнем курсе. «Цесаревич», описывая крутую циркуляцию влево, прорезал строй между «Пересветом» и «Севастополем». «Севастополь», избегая столкновения с ним, также повернул к югу. К югу повернул и «Пересвет», командир которого, видимо, еще не решивший, как действует флагманский корабль: сознательно или лишившись способности управляться? «Полтава» шла старым курсом.

Управление эскадрой было нарушено, боевой порядок броненосцев расстроился, и они двигались в полном беспорядке, а затем начали разновременно и беспорядочно разворачиваться на обратный курс.

Наконец разобрали сигнал «Цесаревича»: «Адмирал передает начальство». Но кому? Никаких других сигналов никто не видел. Из-за сбитых стеньг на «Пересвете» контр-адмирал Ухтомский вынужден был поднять сигнал: «Следовать за мной» на поручне мостика. Но даже ближайшие соседи не сразу его заметили, что и было главной причиной замешательства. Все терялись в догадках — кто же принял начальство?

Несомненным являлось только то, что адмирал Витгефт и его непосредственный заместитель в бою начальник штаба контр-адмирал Матусевич выведены из строя. Но жив ли следующий по старшинству контр-адмирал князь Ухтомский? На «Пересвете» стеньги были сбиты, но разве нельзя было поднять адмиральский флаг на их обломках, на марсах, на трубе, вообще на каком-нибудь приметном месте? Если нет флага — нет и флагмана. И тогда командующим эскадрой должен был стать младший флагман — начальник отряда крейсеров контр-адмирал Рейценштейн. Выходило, что броненосцы идут либо без всякого начальства, либо их ведет временно, до соединения с крейсерами, старший из их командиров.

Когда «Цесаревич» неожиданно круто повернул влево, «Аскольд», флагман отряда крейсеров, тоже повернул к северу. Но как только выяснилось, что это не маневр, а выход из строя флагманского броненосца, как только стало очевидным, что броненосный отряд пришел в расстройство, которым может воспользоваться неприятель, — контр-адмирал Рейценштейн решительно повел свои крейсера на соединение с броненосцами. На крейсерах сразу поняли его намерение — принять непосредственное участие в бою, и хотя бы и слабыми, но свежими силами поддержать броненосцы, дать им время оправиться. Ведь те шли куда-то на северо-запад нестройной группой, обгоняя друг друга, отстреливаясь так беспорядочно, что иные снаряды ложились вблизи крейсеров, спешивших к ним на выручку.

А под кормой у них проходили, склоняясь к северо-востоку, главные силы неприятеля — кильватерная колонна из шести броненосцев шла на равных интервалах, словно не в бою, а на маневрах.

«Так ли? Не обманывает ли расстояние? Может быть, японцы понесли потери не меньше наших? Может быть, двух-трех удачных выстрелов с нашей стороны было бы достаточно, чтобы привести их в расстройство, заставить покинуть поле сражения? Почему они уходят? Почему не пробуют добить, разгромить отступающего противника? Не могут или не смеют?» Эти отрывочные мысли назойливо лезли в голову, но Андрей Петрович гнал их, а сердце было полно одним желанием — скорее подойти, скорее открыть огонь, чтобы грохотом собственных орудий заглушить это ужасное сознание, чтобы в горячке боя забыть эти страшные слова — разбиты, отступаем…

* * *

Около 19 часов крейсера примкнули справа к броненосному отряду, который как будто пытался выстроиться в линию кильватера. Головным шел «Ретвизан». Опять тот же вопрос: «Кто ведет? Кто командует эскадрой?» На «Аскольде» был поднят сигнал: «Быть в строе кильватера» — без позывных. К кому относился этот сигнал? — только ли к крейсерам, или же, нигде не видя флага эскадры, наш флагман вступал в командование всей эскадрой и делал общий сигнал?

Судя по тому, что «Аскольд» дал полный ход и обгонял эскадру, как бы желая выйти впереди «Ретвизана» и стать головным, можно было предположить последнее. Вероятно, так же думал и командир крейсера «Паллада», который не только не увеличил хода, чтобы следовать за «Аскольдом», но даже уменьшил его с явным намерением пропустить эскадру мимо себя и вступить на свое место по диспозиции — в кильватер концевому броненосцу.

Выйдя впереди «Ретвизана», «Аскольд», опять без позывных, поднял сигнал: «Следовать за мной» и начал круто поворачивать влево. На «Новике» поняли этот сигнал и этот маневр как намерение повернуть эскадру в море, снова повести ее на неприятеля, видимо, уже не искавшего боя.

Но «Ретвизан» продолжал идти прежним курсом: броненосцы не последовали за «Аскольдом». А сам он полным ходом, с тем же сигналом на мачте, словно летучий голландец, пронесся мимо, расходясь с эскадрой на контргалсах и направляясь к югу.

— Значит, не он командует эскадрой! — воскликнул Шульц. — Но мы-то должны идти за ним! Ведь он наш флагман!

Более тихоходные крейсеры «Диана» и «Паллада» вскоре отстали, и лишь два крейсера продолжали прорыв через боевые порядки японских крейсеров. Без сомнения, основная тяжесть боя легла на крейсер первого ранга «Аскольд» — именно он, пятитрубный, из которых осталось только четыре, воспринимался японцами как основной противник. К тому же «Новик» оказался несколько сзади, и его атаковали лишь легкие крейсера, которые тем не менее нанесли ему три пробоины по левому борту. Первая из них находилась под полубаком, в районе мостика. Осколками снаряда был разбит носовой прожектор, были убиты комендор бакового орудия Зяблицын и ученик сигнальщика Чернышев, а также ранен судовой врач Лисицын. Другой снаряд попал в помещение носовой динамо-машины, последний — в среднюю часть корабля, но существенных повреждений они не нанесли.

К 20 часам бой фактически прекратился, и оба корабля уменьшили скорость до двадцати узлов. Часть крейсеров противника продолжала преследование, но дистанция постепенно увеличивалась, и спустя полчаса неприятель скрылся в вечерних сумерках. Через сорок минут «Новик» наконец догнал «Аскольда». Даже в полумраке было видно, сколь тяжело дался флагману этот героический бой: его повреждения и потери были намного серьезнее, чем у «Новика».

Прорыв потребовал полного напряжения и машинных команд крейсеров. Машинистов под конец боя приходилось три-четыре раза в час окатывать холодной водой. Пот настолько разъедал людям глаза, что многие ходили на ощупь. С некоторыми от перенапряжения и усталости случались судороги и их приводили в чувство водой из шланга.

На «Новике» начались перебои в работе холодильников, стали нагреваться воздушные насосы. С помощью фонаря Ратьера на «Аскольд» передали просьбу уменьшить ход, что и было исполнено. Через час в котлах «Новика» сильно повысилась соленость, и Шульц вторично просил адмирала уменьшить ход, чтобы осмотреть холодильники. Этот последний сигнал, переданный, кстати, несколько раз, видимо, не был разобран на флагмане. В то время как в процессе очистки бортовых холодильников от набившихся водорослей крейсер шел только под средней машиной, и не снизивший хода «Аскольд» скрылся в ночи.