— Из полиции? Ха-ха-ха! Да нет, не из полиции. Хотя в каком-то смысле… Ха-ха-ха! Но — нет, нет! Я, так сказать, частное лицо. Называйте меня Борисом Борисовичем. Впрочем, и это не имеет никакого значения. Ха-ха-ха!

Незнакомец наконец перестал смеяться. Почему-то Рылеев обратил внимание на его зубы. Они были удивительно белыми и ровными. Кондратий Федорович подумал, что никогда не видел таких зубов.

— Позвольте, э-э… Борис Борисович. Видите ли… Что вы подразумеваете под «завтрашними событиями»? События, кои еще даже не свершились, не совсем правильно называть «событиями», — пытаясь выиграть время, как в горячечном бреду, бормотал Рылеев. Но незнакомец не дал ему договорить. Тихим голосом он начал нараспев декламировать:

К своему ужасу Кондратий Федорович почувствовал, что его лоб стал покрываться испариной. Рылеев оторопело смотрел на посетителя. Ему вдруг стало очень холодно. Ему даже показалось, что это от незнакомца веяло каким-то потусторонним холодом. Рылеев зябко передернул плечами. Не скрывая более своих чувств, он опустился в кресло.

— Но… Как?.. Этого еще никто никогда не слышал… Не читал… Я еще не записал даже… Это… Это еще здесь! — Рылеев постучал указательным пальцем себе по лбу. Он ни к кому более не обращался. Он разговаривал как бы сам с собой, пытаясь найти хоть какое-то объяснение происходящему.

— Наверное, я схожу с ума! Но почему вдруг… Безумие! — Кондратий Федорович с тоской посмотрел в окно. — А ведь до вашего прихода я был более чем уверен, что нахожусь в здравом уме…

Незнакомец пожал плечами, словно ничего неестественного не происходило.

— Господин Сомов также изменился в лице, когда я прочитал ему его же собственные стихи… Надеюсь, Кондратий Федорович, теперь вы верите, что я… м-м-м, более чем хорошо информирован. При этом, положа руку на сердце, я не стану вас заверять, что я вам друг. И все же мы с вами должны переговорить об очень важных вещах, полностью доверяя друг другу.

Рылеев оторвал взгляд от окна и вновь перевел его на загадочного посетителя. На Кондратия Федоровича смотрели серые глаза. В них он снова прочитал интерес и уважение. «Всему этому должно быть какое-то логическое объяснение», — наконец заключил про себя Рылеев. Приняв решение, он резко встал, выпрямился, одернул сюртук и, уже не глядя на незнакомца, проговорил:

— Прошу вас, следуйте за мною.

После чего, уже не оглядываясь, Кондратий Федорович стал быстро подниматься по широкой лестнице. Незнакомец молча последовал за ним.

Лета 1820-го. Калифорния. Дорога из Монтерея в форт Росс

На небольшой поляне под тенью вековых секвой горел костер. Заходящее солнце, снопами света пробивавшееся сквозь стволы деревьев, создавало иллюзию чего-то мистического, сказочного. Вдалеке слышался шум водопада.

Фимка прильнул к камере. Напротив него, используя косые лучи солнца как контровой свет, а отблески костра как основное освещение, на поваленном бревне устроился Дмитрий. Одной рукой он держал перед собой микрофон, а другой обнимал закутанную в шерстяное одеяло и прильнувшую к нему Марго.

…На этом мы заканчиваем наш первый репортаж из девятнадцатого века. Если дальше все пойдет, наконец, по плану, а благодаря некоторым с планами у нас не очень получается…

Дмитрий, улыбаясь, покосился на Марго, которая куталась в одеяло и, уютно прильнув к Дмитрию, уплетала огромный кусок пирога.

…то скорее всего завтра мы оставим Испанскую Калифорнию и в районе речки с характерным названием Славянка, коей через двести лет суждено будет называться «Рашен-Ривер», вступим во владения Российской империи!

Дмитрий на секунду замер перед камерой, обозначив конец репортажа. Фимка, досняв «ракорд», опустил камеру.

— И еще надо было бы добавить в тексте, — хихикнул Фимка: — «И если оператор сможет в дальнейшем нормально функционировать как мужчина!»

Все прыснули от смеха, а Марго добавила, счастливо улыбаясь:

— Нечего было на людей бросаться! Тем более когда они из лодки в темноте высаживаются! Еще раз под горячую руку… э-э-э, точнее — ногу, попадешь — останешься без наследников!

Фимка вскочил на ноги и шутовски согнулся пополам, держась руками за пах.

— Может, я уже их лишился. Ой, мне надо срочно проверить!

Новый взрыв хохота был ему ответом.

— Ты лучше, когда мы в следующий раз в нашем времени будем, протектор себе купи, какой футболисты в трусы вставляют. Он тебе еще не раз пригодится, — утирая выступившие от смеха слезы, добавила Марго.

— И желательно с подогревом, — тоже смеясь, подлил масла в огонь Дмитрий, — а то он все время порывается в ледяной воде искупаться!

Хохот, такой необходимый для разрядки после переживаний последнего дня, сотрясал лес.

— Вот и спасай после этого девушек из пиратского плена, — не унимался Фимка, — или что-нибудь себе отморозишь, или с яичницей в штанах останешься!

Нахохотавшись вволю, ребята наконец затихли, обессиленно всхлипывая.

— А вообще, спасибо! — серьезным тоном проговорила вдруг Марго, — Я, конечно, могу и сама за себя постоять, но все равно чертовски приятно, когда тебя спасают. Прям как в приключенческом романе!

Последние слова Марго говорила, уже глядя на Дмитрия, который в ответ тоже буквально пожирал ее влюбленными глазами. У костра повисла пауза. Пофыркивали пасущиеся неподалеку стреноженные лошади. Марго легонько коснулась своими губами губ Дмитрия. Фимка с кряхтением поднялся с земли.

— Я тут пойду, пожалуй, к водопаду прогуляюсь…

Но его уже никто не слышал. Не в силах более сдерживаться, Дмитрий и Марго слились в страстном поцелуе.

Древний лес стоял в своей первозданной красе. Сквозь густую листву пробивались косые лучи солнечного света. Лес, казалось, был переполнен жизнью. Слышался неугомонный треск и щебет его обитателей. Заросшая папоротником тропинка сбегала к ручью, переливавшемуся бликами солнечных зайчиков. Фимка двинулся по ней в сторону, откуда доносился шум падающей воды. В многочисленных заводях речушки, шевеля плавниками, лениво стояла форель. Вода была настолько чистая, что рыбу было видно даже с тропинки. Постепенно скорость воды стала набирать обороты. Это да еще усилившийся шум говорили о том, что совсем скоро поток закончит свой плавный бег. Красота вокруг была такая, что Фимка опять пожалел, что не взял с собою камеру. Но возвращаться к костру ему не хотелось. Через некоторое время лес расступился, и взору открылась удивительная панорама. Лес, по обе стороны речки подступив прямо к обрыву, резко заканчивался, открывая потрясающий вид на долину, которая простиралась до самого горного хребта на горизонте. «Наверное, именно эта долина будет называться когда-то Сономой, — подумал Фимка. — Только леса уже не будет… Эх, надо было все-таки вернуться за камерой!»