За стеной, внутри крепостного двора, у одноэтажного домика-казармы отдыхали в тени еще с десяток солдат. Все они немногим отличались от караульного. Дослуживали, дотягивали свою лямку старики, вдали от бурных событий эпохи, на краю империи.

В глубине, через небольшую площадь, напротив ворот, высился храм, рядом домик аббата-настоятеля, а дальше вдоль стен хозяйственные постройки да монашеские кельи.

Четверо монахов-францисканцев в коричневых сутанах, подпоясанных веревками, возились посередине двора. Нынешний аббат-настоятель был прогрессивный — радел за веру, лениться не давал и всегда придумывал монахам какие-нибудь работы после обедни. Чтоб не жирели от лени и безделья. Вот и сейчас он подавал другим пример, силясь приторочить новое колесо к арбе, которую они очень выгодно приобрели у проезжего торговца.

Отряд гардемаринов под командованием лейтенанта Завалишина и мичмана Нахимова бодро спускался с горы. Вдалеке виднелась испанская миссия — цель их дневного перехода. Шли ходко, весело, с песнями. «Засиделись ребята, — думал Завалишин, — понятное дело! — Он и сам был чрезвычайно рад такому повороту событий. — Спасибо тебе, Господи, не оставил раба своего!» — не уставал повторять Завалишин. На губах его блуждала счастливая улыбка. За три месяца пребывания в форте Росс лейтенанту уже приходилось бывать в миссии Сан-Рафаэль, и не раз. С местным аббатом он даже подружился, несмотря на разногласия в вопросах веры. Пару раз у них возник довольно горячий спор, разрешить который удалось лишь при помощи трех здоровенных кувшинов вина. Вино монахи научились делать хорошее. Миссия их была расположена в долине, где был свой микроклимат. Гораздо жарче и суше, чем у прибрежных русских земель, поэтому вино у монахов получалось более терпкое, насыщенное и ароматное. К тому же аббат добавлял еще каких-то трав, что создавало неповторимый вкусовой букет. Именно Завалишин посоветовал аббату попробовать вино продавать — и дело пошло! Наконец-то миссия на собственные деньги достроила церковь, поправила пошатнувшуюся стену, заново побелила монашеские кельи. Завалишин даже пообещал приобрести у аббата партию вина и взять его в далекое плавание домой, чтобы представить в Европе. В общем, Дмитрий Иринархович по праву рассчитывал на радушный прием.

Лейтенант втянул ноздрями воздух. Уже пахло дымом человеческого жилища.

— А что, душа Нахимов, не испытать ли нам сию гишпанскую фортецию на готовность к бою? — вдруг повернулся Завалишин к мичману и озорно ему подмигнул. Настроение у него было превосходное.

Нахимов весело усмехнулся в ответ:

— Это как понимать изволите? Штурмом брать будем? А каторгу отбывать станем здесь же?

— А чего, здесь можно и каторгу, — весело рассмеялся Завалишин и повернулся к браво шагавшему строю:

— Барабанщик — дробь! Отря-я-я-д! В шеренгу-у-у стройсь! Запевала!

Сонную тишину округи рассекла сухая барабанная дробь и звонкий молодой голос затянул: «Гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс…»

Выше взметнулся Андреевский флаг…

* * *

Старик-караульный дремал, пригретый солнышком и убаюканный собственным философствованием. Ему снилось, как он в молодости шел в атаку под барабанную дробь, как было и страшно, и весело, и как очень хотелось по нужде. Поэтому первые несколько секунд старик думал, что он все еще дремлет. На фоне закатного солнца под развевающимся флагом на него шла в атаку вражеская пехота, воздух разрывала барабанная дробь и… и как тогда, опять хотелось по-большому… Дремоту как рукой сняло. Трубка выпала у него изо рта. Старик не мог поверить своим глазам. Над развернувшимся в боевое каре неприятельским отрядом развевался российский флаг! Караульный попытался вскочить, но запутался в ружейном ремне и чуть не упал. Желудок, предатель, как будто только этого и ждал. Воспользовавшись тем, что внимание на секунду оставило солдата, живот издал предупредительный звук, протяжный и фыркающий, и вывалил все свое содержимое прямо ему в штаны.

За долгие годы службы солдат хорошо усвоил две вещи: первое — что коричневыми армейские штаны делали неслучайно, и второе — что бежать лучше в том же направлении, что и неприятель, только гораздо быстрей! Что старик и исполнил, широко выкидывая ноги в разные стороны. К его чести, при этом он попытался закрыть за собой ворота. Но, то ли створки были тяжелые, то ли петли осели и были не смазаны, да только ничего у него не вышло. В конце концов, бросив это занятие, солдат прибегнул к старому, веками проверенному и положительно зарекомендовавшему себя способу сторожевой службы. Набрав в легкие воздух, он изо всех сил заорал: «Караул!»

Вопли старого солдата особого впечатления на гарнизон миссии не произвели. Ветераны, на всякий случай прихватив старые ружья и копья, скорее с любопытством столпились у ворот.

— Русские идут! — продолжал орать старый солдат, указывая на фланг пехоты, который уже вновь перестраивался в походное построение.

Здоровяк аббат, бросив колесо с арбой и растолкав вояк, пробрался вперед. Прикрыв ладонью глаза от солнечного света и посмотрев в сторону приближающейся колонны, аббат наконец изрек:

— Ну, русские… И что ты так разорался, Эрнандо?

Но, оглянувшись на солдат, он вдруг рассердился.

— Вы что, все с ума посходили? А ну, быстро в дом со своими железками! И чтоб как мыши сидели. Запритесь и не выглядывайте! Еще не дай бог русские решат, что мы от них защищаться собираемся. Завоевывать пришли — пусть завоевывают! Русские — добрые. Убивать не станут. Я сам с ними столкуюсь. А вы — марш в погреб! И сидите там, пока не позову…

По-видимому, аббат был в большом авторитете. Приказания его солдаты кинулись исполнять с готовностью и даже радостно.

Отряд российских гардемаринов браво промаршировал в ворота. Во дворе миссии не было ни души. Нахимов поднял руку, и барабанная дробь стихла. Молодежь неуверенно и с интересом оглядывалась вокруг.

— Та-ак… — растерянно произнес Завалишин, — даже мой друг аббат встречать не вышел. Получается — полная виктория, господа гардемарины! Ну что ж, подкрепитесь пока, а мы с вами, мичман, пойдем взглянем — есть ли кто живой?

Пока отряд располагался в тени крепостной стены, дверь храма вдруг отворились и на пороге появился здоровяк-аббат с распятием в руках. За ним показалась процессия из монахов. Заунывно распевая что-то по-латыни, монахи с трагическими лицами двинулись в сторону русских.

— Ба-а… А вот и мой друг! — подмигнул Нахимову Завалишин. Вышел вперед и уже по-испански обратился к святому отцу:

— Авва Антонио, вы никак тут все на тот свет собрались? Уж не от звука ли наших барабанов? — В глазах у него появились озорные искорки. — И что, сразу в рай или все же сначала в чистилище?

Аббат, узнав в лейтенанте Завалишина, заметно приободрился. Но все же взгляд его оставался настороженным.

— О, дон Димитрио! Это вы?! Велик и милостив Господь! Но позвольте, уж не для того ли юный генерал заявился ко мне с целой армией, чтобы продолжить наш теологический диспут?