Глава 26

Уроки призыва

Давно заметил, что в таких местах, где учатся трудные подростки, каждый получает себе кличку, от учеников до учителей и охраны. Как даются эти прозвища — понять сложно, но иногда они будто прилипают к носителю.

Мне досталось прозвище Могила, которое меня устраивало. Директора Титанова называли Дубиной, что соотносилось с его характером, а покойного Мурзина называли Матрасом, с этой кличкой он и отправился на тот свет… немало попив мне перед этим крови.

И вот, пока я сидел в учительской, оглядывал остальных «коллег», думая, что их прозвища я помню лучше, чем имена и отчества. Я сел в углу, на диванчик, слева от меня уселась Арбузик, извинившись, что чуть задела попой, а справа внезапно села Анна Андреевна Фалейчик, закутанная в свои одежды, как монахиня. Нет бы ей ходить как тогда, когда я видел её в баре. Не зря ученики и называли её Монахиней.

Во главе большого стола уселся дисциплинарный комитет в лице Сотникова и Чумаковой. Сотников — похожий на ботаника парень в больших очках и в свитере, под которым носил рубашку с галстуком-бабочкой. Владимира Романовича все называли Вовочкой и не ставили ни во что.

Его напарницу называли Чумой. Я с ней не общался, знаю только, что она поглощает кофе литрами, и это видно по бледному цвета лица и странным движениям.

— Начали! — рявкнул Титанов, входя в кабинет.

Он бросил на стол пачку журналов. Вечно нервная и дёрганная из-за кофеина Чума вздрогнула.

— Отчёт за месяц, — сказал Титанов. — Посещаемость, успеваемость, дисциплина и физическая подготовка!

Бам! Он стукнул кулаком по столу. Лапердин едва поймал скатившийся карандаш, но он всё равно упал на пол. Кажется, Лапердин немного наклюкался в перерыве.

— Начнём с дисциплины! Варвара Леонидовна!

Начались нудные отчёты, но я немного послушал, потому что мой класс хвалили. Шаман так вообще ни разу не попадался в поле зрения комитета после того, как сжёг тачку покойного Матраса (она до сих сиротливо стояла под окнами школы).

Его даже похвалили, что он работает и ведёт себя хорошо. Годзилла также добавила, что Шаман не болтает на уроках и всё слушает.

У остальных было понемногу косяков, но самый крупный был связан с Пилой, когда Титанов чуть не отправил его на зону, тогда его едва отмазали. Ну и конечно прошлись по Занозе и её приключениям, но в последние дни она уже не отсвечивала.

В других классах было хуже — куча драк, один парень попал в больницу, ещё один кидался на соседа с ножом. Одного Титанов так вообще отчислил, и парень, попавшийся на уличном ограблении, загремит на зону, когда инквизиция лишит его магических сил.

Можно сказать, первое время я пережил удачно.

— И не забываем про соревнования!

Титанов снова бухнул кулаком по столу, и Чума снова вздрогнула.

Точно, соревнования. Пока длилась эпопея с Чингисханом, о которой даже никто в городе и не знал, я не занимался учениками. Придётся ускорить их прогресс.

— И последнее, — сказал Дубина. — У нас новый преподаватель. Прошу любить и жаловать — Иванов Виктор Иванович.

В учительскую вкатилась кресло-коляска. Восседал на ней лысый пожилой мужик, будущий «любимец» Инги. На руках чёрные кожаные перчатки, одет в чёрный костюм, почти траурный. Он подкатил кресло к столу, и слегка в него врезался. Чума вздрогнула в третий раз.

— Рад вас видеть, коллеги, — произнёс он, улыбаясь. Акцент странный, не местный. — Меня направили к вам, как учителя защитной магии, вспомогательной магии и магии призыва.

— И вовремя, — добавил Титанов. — А то у нас все эти дисциплины идут в нагрузку к остальным. Но вам будет непросто, эти дети…

— Я знаю к ним подход, — старикан улыбнулся и поднял обе руки в кожаных перчатках.

Между ними протянулась красная дрожащая дуга, которая немного потрескивала. Паралич, причём неприятный, потому что после него сильная боль, которая не проходит несколько часов. Второй Круг Преграды, но если заклинатель высокого уровня, само заклинание ещё сильнее. И больнее.

— Помогает всем, — он достал из какого-то кармашка в кресле маленькую палочку и постучал ей по столу. — Сразу понимают, кто здесь главный.

Титанову новый учитель пришёлся по вкусу. Ну а мне же с ним могилы не копать, так что я даже не подошёл знакомиться. Да и не понравился он мне, какой-то он злой.

Провёл несколько уроков, предотвратил одну драку. Последний урок будет у моего класса, после этого собирался отправить их на стадион, чтобы побегали и потренировались. Но сегодня там будет изюминка.

Но пока длилась большая перемена, отправился купить пломбирчика. На первом этаже бегали самые младшие дети, а их пытался остановить дисциплинарный комитет.

— Ну ребята! Не делайте так! — плаксивым голосом уговаривал их Вовочка. — Ну что вы, в самом деле?

Когда это не помогло, в ход пошла тяжёлая артиллерия.

— А ну не бегать, мелкие паршивцы! — взревела Чума.

Ненадолго помогло, детишки угомонились.

На крыльце стояли двое охранника и курили, оба были крайне возмущены и сильно жестикулировали руками. У Петропалыча всё лицо красное.

— Что такое? — спросил я.

— Да новый учитель, — Петропалыч с возмущением затянулся сигаретой. — Столько лет здесь работаю, стольких видел. На меня даже голос никто не повысил, все здоровались, даже ученики при мне не наглели, а он… сказал, что такого бесполезного охранника не видел!

— Это тот Иванов вам нагрубил? — удивился я.

— Он, — вместо Петропалыча ответил Годзилыч. — Взяли урода. Гонору-то у него, как не пойми у кого. На нас даже Дубина не орёт, а он…

Ну и вредный же этот Виктор Иванович. Впрочем, мне-то он что? У меня много дел и без всяких странных учителей-извергов. Тем более, по земле в мою сторону шла Инга в обычном виде кошки

— Что случилось?

— Устала я чего-то, ёпт, — ответила она и завалилась набок.

— Ну иди сюда, — я её поднял и положил на плечо. — Что там было?

* * *

Сегодня днём, мебельная фабрика

— Я тебя запомнил, — объявил Антон Васильев, директор фабрики. — И сделаю то, что собирался!

Он решительно подошёл к Инге и отослал консультанта взмахом руки.

— Когда я тебя увидел за столом, — спокойно сказал Васильев, уставившись на неё, как на картину. — То просто не мог забыть. Но я нигде не мог тебя найти, никто тебя не знал. Обыскал весь город! И вот, ты пришла сама, такая же прекрасная как и тот вечер. Давай сходим с тобой в ресторан?

— А куриная печень там будет? — тут же спросила Инга.

— Печень? Зачем? — удивился директор.

— Ох, ёпт, ладно, — она воспользовалась контролем разума. — Значит так, человек. Ты меня забудешь с этого дня…

* * *

— Но не получилась, — сказала Инга. — Как только я снимала контроль, он тут же меня вспоминал. Не могу стереть себя из его памяти. Никак. И он похоже будет меня искать, так что я лучше побуду кошкой.

— Как это возможно? Почему он не может забыть тебя? Ты демон, а он не маг. В первый раз такое вижу.

— Потому что это другая сила, ёпт, — пафосно объявила она. — Сила истинной любви.

Кошка довольно засмеялась. Я чуть прикрыл её от прохожих, чтобы не заметили её смех.

— Не придумывай, — шепнул я. — Зато у тебя теперь есть преследователь… как и у меня.

— Кто он? — Инга огляделась.

— Вон там, в машине Матраса. Видишь?

— Ага, вот он гад, — она гневно сощурила глаза. — Но что этот скелеет хочет?

— Завести машину и сбить меня, когда я пойду домой, — спокойно сказал я. — Правда вряд ли он успеет её починить. Пошли, разберёмся с ним. А потом в магазин.

— За печенью? — с надеждой спросила Инга.

— За печенью.

На водительском месте машины Матраса сидел скелет из кабинета биологии. Похоже, он открыл окно и спустился по канату, который украл в спортзале. Его настойчивость поражала, но главное — его сила некромантии.

Если на него плохо действуют заклинания изгнания, а сам он пробуждается от малейшей искорки некроэнергии, тут что-то не так. Может быть, это потомок некроманта? Даже Чингисхан бы не выдержал столько изгнаний нежити, а он лич!

Но починить скелет машину точно не сможет, она слишком долго стояла под открытым небом, а ученики слили бензин, масло, стащили запаску и спустили все четыре колеса. Ещё немного, и стащат двигатель.

Но если я сейчас достану его из машины, то все подумают, что я сам его туда засунул. Так что я просто подошёл и постучал в окно. Скелет сделал вид, что он мёртвый.

— Отдам тебя в инквизицию, понял? — сказал я. — Будут на тебе