обслуги. Ладно, горничных-то я могу отослать со спокойной совестью — имею право, может, у эльфов свои причуды. Но вот если хозяин, скажем, решит оказать мне честь и разместить в собственных покоях, вместе с собой? Конечно, это мало где было заведено в нашем мире, а свободных помещений в особняке должно хватать, но все же… Черт разберет, какие у них тут традиции гостеприимства.

Не то чтобы я как-то особенно стеснялся раздеваться при мужиках — просто в этом случае даже идиот бы догадался, что я не тот, за кого себя пытаюсь выдать. Спать в рваной-грязной одежде и рукавицах — тоже не годится. Хотя бы потому, что выглядеть это будет не лучше.

К счастью, мои опасения вскоре развеялись: алхимик проводил меня до дверей комнаты и спокойно воспринял категорический отказ, когда он заикнулся о том, что надо бы прислать кого-нибудь — помочь мне с умыванием и переодеванием. Наверное, посчитал, что эльфы не допускают к себе человеческих слуг. В любом случае абориген пожелал мне доброй ночи и, по-моему, с каким-то облегчением ушел отдыхать. Неудивительно — если меня этот день так вымотал, то чего уж говорить об алхимике, которого чуть не убили. Так что упорствовать в предоставлении дополнительного комфорта он не стал. Пристроил гостя — и слава богу.

Нервы у меня под конец дня совсем сдали, но я неторопливо открыл дверь, так же без спешки аккуратно прикрыл за собой, забросил в петлю откидной крючок. Выдохнул, привалился спиной к дверным доскам, стряхнул рукавицы и пару раз приложил ладони ко лбу. Так, так, спокойно… Пока все идет нормально. Ты в городе, в тепле, выспишься на кровати… А нечестивого тролля в тебе вроде бы никто не подозревает, хоть, разумеется, нездоровый ажиотаж ты среди присутствующих вызываешь. Но это логично. Достаточно только поменьше светиться на людях…

И что-то придумать для членистоногой твари. Чтобы не бросать ее. Наметки уже есть, но придется разговаривать с чиновниками или с кем-то, кто выполняет их роль. Черт, до чего же не хочется. Никогда не думал, что стану патологическим социофобом. А вот поди ж ты.

Однако альтернатива — прозябание в лесу. Всю жизнь, которая — кто знает? — у тролля может быть и очень долгой. Сойти с ума — легче легкого. Этого я опасаюсь гораздо больше. Так что — первый шаг сделан. Я среди людей. И сделаю все, чтобы не оказаться гвоздем программы на всенародно любимом празднике «сожги нечисть».

Тревога, копившаяся весь вечер, немного схлынула. Можно и осмотреться, что за жилье мне досталось.

Комнатка небольшая, обстановка весьма скромная, но уютно. Наверное, из-за лампадки, которая стоит на столе. Живой огонек, пусть чадный и плохо разгоняющий мрак. А со своей задачей все-таки справляется: предметы и стены вполне различимы. Ну, еще и мое сумеречное зрение сказывается, конечно. Кровать у окна, кресло, тот самый стол, настенный шкафчик, полка… За стеной что-то тихонько скребется — наверняка мыши. Мелодично подвывает ветер на чердаке.

Так сразу и не скажешь, что домик средневековый. В темноте — комната как комната. Только, конечно, без электрического света. И оконце с частым переплетом, в который вставлены тускло блестящие пластинки — не похоже на стекло. Скорее уж слюда, или что там еще было в ходу. Если присматриваться, подходить к вещам поближе — то видно, что все сделано вручную, а не на станках. Даже кровать. Что для меня, само собой, было непривычно. Подумать только — все, от лампадки и до мебели, кто-то пилил, строгал, сколачивал, лепил, кроил, шил своими руками… В моем мире это бы стоило больших денег, а здесь, должно быть, кресло фабричного производства можно толкнуть за безбожную сумму. Наладить бы переход — разбогател бы сказочно. А что, может, так и сделаю! Если до послезавтра доживу.

Над кроватью — полог. Слышал, что их вешали для экономии тепла. В комнате прохладно — но для меня это даже удобнее. В натопленной «опочивальне», полагаю, заснуть троллю было бы проблематично. Нужно им, кстати, сказать, чтобы специально мое жилье не обогревали. А то еще догадаются какие-нибудь жаровни сюда припереть. И мучайся тут потом.

Я с удовольствием снял надоевший костюм бомжа, изрядно истрепавшийся за время лесных и речных приключений. И полез под косматую шкуру, которая заменяла одеяло. Уже предвкушал, как славно отосплюсь — как белый человек, а не как лесное уродище… Но взгляд зацепился за безделушку — статуэтку, которая стояла на столе рядом с лампадой. Заметил ее раньше, не придал значения — подумаешь, шедевр. Однако с этого ракурса статуэтка раскрылась совсем по-другому. Стало ясно, из чего ее изготовили. А точнее — наоборот, совершенно не ясно…

По спине пробежали легкие мурашки. Любопытство вынудило подняться и взять фигурку в руки, поднести лампадку вплотную. Небольшая поделка, сантиметров тридцать в высоту, изображала какую-то сельскую композицию а-ля «девушка с кувшином». Похоже, что штуковину вылепили, а не вырезали — формы специфические. Мелких деталей почти нет. И вылепили так себе, видел я работы гораздо интереснее и тоньше. Сырьем послужил как будто перемешанный комок пластилина разных цветов. Но… Пластилином эти вещества точно не были.

Я вообще не имею никакого понятия, что нужно сделать, чтобы соединить настолько разнородные вещества в такую целостную структуру. Основной массив — стекло разных оттенков, в котором что-то еще… растворено. Да, пожалуй, растворено, но не перемешано. Четко вижу металлические осколки и бесформенные куски, деревянные щепки и веточки, странно размазанные и перекрученные, но по текстуре — однозначно дерево… Еще подтаявшие комки, серые, как гравий, — их много. Вот обрезок рыжего металла — должно быть, меди, — переходящий в стекло так, что непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. Неподалеку в толще фигурки красуется похожая штука — завиток железа, перемешанного со стеклом и деревяшкой. Прямо на поверхности лежит обломок чего-то, очень напоминающего кость, неведомым образом вплавленную в цветную массу. Я даже поводил пальцем по нему, царапнул когтем — ну точно, кость. Не пластик же. Примерно оттуда вглубь тянется огрызок проволоки, утопающий в полупрозрачном материале, истончаясь и постепенно расплываясь. А там, куда он уходит, можно рассмотреть птичий череп, тоже потекший и смятый. Но по-прежнему явно определяемый.

Не могу представить такую технологию, хоть убей. Ни растворитель, ни физический процесс…

Уже которое доказательство, что волшебство в этом мире существует, — а сознание все равно отказывается верить. Хотя вижу своими глазами, щупаю руками…

Что-то я не понимаю. Ведь этот алхимик говорил, что не умеет сам изменять вещества колдовством.