По спине немедленно прошел озноб, и она невольно вздрогнула.

Уголки его губ едва заметно приподнялись в улыбке.

— Я хотел согреть вас. Не заморозить еще больше.

Она с трудом сглотнула, пытаясь обрести голос.

— Думаю, вам это удалось, — прохрипела она наконец.

Его улыбка стала шире, и он отпустил ее руку. Разочарование было мгновенным и горьким. Нет! Она не хочет, чтобы все это кончилось!

Один взгляд на ее умоляющее лицо — и он пропал. Не мог думать… не хотел думать. Сердце тяжело ударялось в ребра, поглощая все протесты, которые безуспешно пытался придумать его мозг.

Он должен получить больше.

Без всякой сознательной мысли он прижал ее ладонь к своему колену одной рукой и потянулся, чтобы положить другую на шею. Все равно что держать запретный плод, схватить то, чего ему никогда не суждено иметь. Большим пальцем он ласкал гладкую упругую кожу ее щеки, давая Эви время отодвинуться. Но она только крепче вжалась щекой в его ладонь.

В ином поощрении он не нуждался.

Притянув ее к себе, он медленно наклонил голову и подался вперед, так что их губы почти соединились. Он ощутил ее сладостное дыхание. Самый пьянящий аромат, который он когда-либо ощущал.

Бенедикт знал, что нужно остановиться. Оставить ее и бежать, прежде чем все не зашло еще дальше.

Но он не мог. Черт бы все побрал, он не мог. Потому что хотел ее, нуждался в ней. И ничто не заставит его уйти.

Он со стоном перекрыл расстояние между ними и очень-очень нежно прижался губами к ее губам. Поцелуй был осторожным, сладостным и ошеломляющим. Если завтра все провалится в ад — а возможно, так и будет, — он будет счастлив этим прекрасным мгновением. Только… этого было недостаточно. Он захотел ее еще сильнее.

Она издала тихий звук, и он крепче сжал руки. И снова прильнул к ее губам. Легким нажатием большого пальца чуть повернул ее голову и поцеловал уголок рта. Она восхитительно пахла, но на вкус оказалась еще лучше. Он стал осыпать поцелуями ее изящный подбородок и чувствительное местечко под ухом.

Она дрожала, вцепившись в его колено, Это было куда больше, чем он мог вытерпеть. И он поцеловал ее крепче, раскрыв губы и ощутив мгновенную радость, когда она сделала то же самое. Когда его язык скользнул ей в рот, она ответила, сначала нерешительно, но вскоре их языки сплелись в изысканном танце.

Поцелуй оказался настолько естественным, словно они были созданы друг для друга. Его Эви, самый драгоценный друг, имела вкус надежды и доверия… слишком большого доверия.

Наконец он отстранился и, задыхаясь, прислонился к ее лбу своим и закрыл глаза. Почему это мгновение не может длиться вечно? Остаться здесь, держать в объятиях Эви, которую знал так хорошо и, как выяснилось, совсем не знал, в окружении полумрака и бесчисленных лучиков света над ними.

Она недоуменно моргнула и невидяще уставилась на него. Он осторожно опустил руки и встал. Едва он отступил, реальность обрушилась девятым валом, ошеломив его. Боже, что он сделал? Как ухитрился настолько забыться?

Он сжал зубы, мысленно осыпая себя упреками и сгорая от стыда. Похоже, он просто спятил!

Вспомнить хотя бы тот хаос, который творился в его жизни последнее время, — и до конца было еще далеко, — и станет ясно: он совершенно спятил, если решился на такое. Между ними ничего не может быть, как это ни ужасно для него. А после этого поцелуя Бенедикт действительно хотел иного. Большего.

Как бы ни обстояли дела, только одна вещь была абсолютно верной. Какое бы решение он ни принял относительно минуты, изменившей его жизнь в утесах Фолкстона, результатом будет существование без нее. Если он последует зову своего сердца, его никогда не допустят в приличное общество. Но если он не постоит за то, что считал верным и правильным, никогда не сможет жить в мире с собой.

Бенедикт тряхнул головой. За всю свою жизнь он никогда не предполагал, что именно Эви не только пленит его ум и душу, но и сердце. Почему он не нашел ее раньше? Возможно, тогда все было бы по-другому.

Она смотрела на него, не скрывая недоумения. У него сердце разрывалось при виде ее лица.

Бенедикт глубоко вздохнул:

— Эви, простите, что поцеловал вас. Не знаю, что на меня нашло, но обещаю, что такого больше не повторится. Пожалуйста, скажите, что простите меня.

Она наморщила лоб, и у него в желудке все перевернулось. Она его не простит. Да и как можно! Он позволил себе совершенно недопустимые вольности!

Бенедикт был готов вынести ее гнев. Был готов на все.

— Вы свинья.

— Знаю, — униженно пробормотал он.

— Поверить не могу, что вы извиняетесь за то, что поцеловали меня! Какой абсурд!

Абсурд?!

Такой реакции он не ожидал.

— Вы о чем?

— Во имя всего святого, Бенедикт, неужели никто не говорил вам, что поцелуй, как правило, считается комплиментом даме! И что она хотя бы заслуживает улыбки после оного? Вы действительно только что меня оскорбили!

Она встала и одернула платье.

— Оскорбил? Но чем, позвольте узнать?

— Извинившись и тем самым показав, что сожалеете о своем поступке. С таким же успехом вы могли сказать мне, что я неумело целуюсь.

— Эви, теперь вы несете вздор. Я ничего такого не имел в виду! — воскликнул он. Да и что следует отвечать на подобные заявления? — Даю слово, вы прекрасно целуетесь!

— О, это высокая похвала! Благодарю за то, что все прояснили.

Как ему удалось так все испортить? Он пытался исправить содеянное, а в результате она рассердилась еще больше.

Бенедикт сжал ее плечи и посмотрел в глаза.

— Выслушайте меня, Эви! Вы прекрасно целуетесь. Я просто пытаюсь извиниться за то, что допустил с вами такие вольности. Как бы я ни наслаждался вашим поцелуем, все же считаю, что повел себя не по-джентльменски.

Она молча кусала губы. В ее глазах по-прежнему стыла обида. И это несмотря на ее деловитый тон! Господи, ему хотелось пнуть себя самого!

Бенедикт зажмурился и вздохнул. Неужели так ужасно пережить момент счастья до того, как все полетит к чертям и возврата уже не будет?

Он снова вздохнул и прижался лбом к ее лбу. Она напряглась, но не отстранилась.

— Эви, — тихо сказал он, — я очень скоро уеду. Начну новую жизнь, а вам предстоит осуществление всех планов. Я все это сознаю, и с моей стороны было нехорошо поцеловать вас. Не могли бы мы просто остаться друзьями?

Она молчала, и он пожалел, что не знает, о чем она думает. Он обидел ее? Причинил боль?

Наконец она заговорила:

— Собственно говоря, думаю, что поцеловаться именно по этим причинам — очень хорошая мысль.