– И каким же образом?.. Мне это ни о чем не говорит. А после этих строк Веда еще многое сказала, очень многое. Что они означали?

Николас погружается в раздумье, потом говорит:

– Нет ничего, что я мог бы рассказать тебе такого, чего ты раньше или позже не узнаешь сама.

– Значит, ты знаешь. Знаешь, что должно случиться. – Тут до меня доходит, что именно он знает. – Ты знаешь, что меня ждет смерть!

– Всех нас ждет, – отвечает Николас. – Это не пророчество, это предопределено.

– Не играй словами! – одергиваю я его.

– Элизабет, таково уж твое пророчество. Как оно осуществится – полностью в твоих руках. Я не могу говорить тебе, что делать или что искать, потому что мне это неведомо. Единственное, что я могу, – это отправить тебя в нужное место в нужное время и положиться на твой разум – что ты все поймешь, когда увидишь.

На меня вдруг накатывает злость оттого, что моя судьба – в руках младенца, в цепочке бессмысленных слов.

– Понимаю, что тебе все это кажется весьма неубедительным, – говорит Николас.

– Если не сказать хуже, – бурчу я.

– Я уже давно расшифровываю пророчества, – продолжает Николас. – Пророчества Веды – с тех пор, как она только заговорила, а также многих и многих до нее. Бывает, что это напоминает разгадывание шарады, а не прорицания. Но в любом случае каждое пророчество требует догадок.

В дверь тихо стучат, и входит Джон. Он в толстой черной куртке, на плече мешок.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – говорит он, – но мы готовы выступить. Мне нужно последний раз тебя осмотреть перед уходом.

– Мы почти закончили, – говорит Николас.

Джон кивает, глядит на меня и закрывает дверь. Я развожу руками:

– Ладно, я еду в Степни-Грин. Искать предмет, который меня приведет к скрижали. Что потом?

Николас улыбается.

– Я даже этого не могу тебе сказать. Ответ предстанет перед тобой в свое время.

Я сдерживаю досаду.

– Есть хоть что-нибудь, что ты мне можешь сказать?

– Полагайся на свое суждение – это очень важно. Делай то, что ощущаешь правильным, в каких бы обстоятельствах ты ни находилась. Пусть даже оно кажется невероятным или вообще невозможным. И не теряй веры – все остальное приложится.

Через час Питер нас провожает. До дома Гумберта в Степни-Грин шесть часов пешего ходу. Ехать верхом нельзя: слишком много привлечем внимания, труднее спрятаться в случае нежелательных встреч. Да и кроме того, у Николаса всего одна лошадь.

Питер трет щеки ладонями и вздыхает.

– Старайтесь избегать больших дорог. Держитесь вместе, но не кучно. Джон, ты поведешь. Джордж, пойди замыкающим. Следы скрывайте. Если возникнут какие-то признаки опасности или подумаете, что за вами погоня…

– Отец! – Джон кладет руку на плечо Питера. – Все будет хорошо.

Питер кивает и несколько раз коротко свистит. С неба пикирует здоровенный сокол и садится на вытянутую руку Джона.

– Отошли его обратно, как только дойдете до Гумберта, – говорит Питер. – Если нет, я решу, что что-то случилось. Но если ты не пришлешь птицу, а окажется, что ничего не случилось… – Он смотрит на Джона суровым взглядом пирата. – Клянусь тебе, Джон Парацельс Рейли: когда я с тобой разберусь, тебе будет очень, очень жаль, что ничего не случилось.

Джордж с отвисшей челюстью пялится на Джона:

– Твое второе имя – Парацельс?

– Заткнись, – огрызается Джон и поворачивается к Питеру, слегка покраснев. – Я пошлю Хорейса. Все будет хорошо. Пожалуйста, постарайся не волноваться.

Питер хмыкает, заключает Джона в крепкие объятия, похлопывает по спине, потом отпускает его и смотрит на нас.

– Мы доставим Николаса в Харроу к знахарям, для наилучшего присмотра. Когда его устроим, Эвис и Веду тоже спрячем где-нибудь, найду вас у Гумберта. Постараюсь обернуться побыстрее.

Он отодвигает засов и распахивает дверь. В прихожую врывается снежный вихрь – первый снег этого года. Я плотнее запахиваю плащ и выхожу наружу.

– Поосторожнее там, – говорит Питер. Лицо его еще изборождено морщинами тревоги. – Если что увидите – не важно что, – удирайте.

Мы вчетвером проходим поперек широкой гравийной дорожки, по траве, в лес. Файфер и Джон идут впереди, склонившись друг к другу головами, шепчутся. У меня в ушах все время звучит тихий голос Николаса: Блэквелл – колдун. Блэквелл – колдун. Блэквелл – колдун.

– Что с тобой? – Джордж догоняет меня, идет рядом. – Ты как от Николаса вышла, так трех слов не сказала. – Пауза. – Он на тебя навел чары? Ну, чтобы ты не…

Он изображает удушение и удары ножом. А меня начинает душить смех, и я не могу его сдержать. Наверно, нервы. Или я сошла с ума. Весь мир сошел с ума, ну так и я с ним за компанию.

Мой смех отдается под деревьями эхом – единственный звук в немом лесу. Джон оборачивается, широко мне улыбается. Файфер его стукает в плечо, и он поворачивается обратно, улыбка сменяется озабоченной хмуростью.

Я беру себя в руки.

– Да нет, ну, просто… сам понимаешь. Не знаю.

– Хм. Ясность изложения твоих мыслей просто потрясает.

Я сердито смотрю на него:

– Ты меня понял. Найти эту скрижаль и так достаточно трудная задача, а тут еще надо скрывать ото всех, кто я такая.

– Ага, – кивает Джордж. – Но придется, иначе бы Николас об этом не просил.

– Почему? Ты же знаешь, но не… – Я, как могу, копирую его жесты. – Какая разница, если и они узнают?

Он щурится, смотрит вперед, туда, где Джон и Файфер. Похоже, они спорят: Файфер яростно жестикулирует, а Джон мотает головой. Файфер косится на меня, и по лицу ее пробегает гримаска отвращения.

– Недолюбливает она меня?

Джордж пожимает плечами:

– Не принимай близко к сердцу. Она всех недолюбливает, кроме Джона. Только он как-то умеет с ней ладить. У него терпение святого.

Я смотрю на Джона, как он идет среди деревьев – ему приходится уклоняться от всех веток, кроме самых высоких. Они лезут ему в лицо, сучки цепляются за волосы. Остановившись вытрясти из волос ворох листьев, он случайно оборачивается и видит, что я на него смотрю. Помахав мне рукой, он выдергивает листья из волос, бросает их на землю. Лицо юноши озаряется улыбкой. У меня в груди возникает какое-то стеснение, будто там узел завязался, и я улыбаюсь в ответ.

Джордж толкает меня локтем:

– Прекрати.

– Что прекратить?

– Улыбаться. Нельзя с такой улыбкой ходить. Она… – он подыскивает нужное слово, – отвлекает.