– Он подошел ко мне, и я отошла к холодильнику. Приготовленный для Шимаханского кофе остался в чашке на буфете. – Виктория посмотрела Надежде в глаза и многозначительно проронила: – Власов стоял рядом.

– Сколько времени вы отсутствовали?

– Ему хватило бы времени бросить туда таблетки и даже их растолочь.

– Откуда такие подробности?

– Если бы на его месте была я, то непременно растолкла бы.

– Слава богу, что вы не на его месте, – Надежда поднялась на ноги. – Я все поняла. Вы не говорили об этом следователю?

– Пока нет, но планирую рассказать.

– Делайте как решили.

В кабинет зашла Ираида Самсоновна:

– С фабрики привезли ткань с твоим дизайном! Боже мой, что за прелесть!

– Я могу идти? – спросила Виктория, и Надежда сказала:

– Идите.

Телефон звонил и звонил. Надежда вбежала в кабинет, но схватила аппарат в тот момент, когда он уже замолчал. Отыскав в пропущенных вызовах номер, Надежда увидела, что звонила ее постоянная клиентка-искусствовед, которую она просила об одолжении.

Надежда немедленно перезвонила ей сама:

– Простите, Машенька. Оставила телефон в кабинете, пока добежала, звонок сорвался.

– Я нашла координаты специалиста и предварительно переговорила с ним. Он готов с вами встретиться.

– Огромное спасибо!

– Записывайте: Кирилл Семенович Крымов, старший научный сотрудник, знаток русской портретной живописи девятнадцатого века. Работает в Третьяковке. Звоните ему, он вас ждет.

– Очень благодарна вам, Машенька, – проговорила Надежда и, едва закончила вызов, тут же перезвонила Крымову:

– Кирилл Семенович, это Надежда Раух, с вами обо мне разговаривали…

– Я ждал вашего звонка. Желаете получить консультацию по телефону или при личной встрече?

– Лучше бы встретиться.

– Насколько я понял, вас интересует творчество Василия Сомова?

– И творчество, и все остальное, – сказала Надежда.

– Не знаю, как насчет остального, о творчестве рассказать смогу. Приедете в Галерею?

– Я нахожусь в пяти минутах ходьбы. Что, если приду сейчас?

– Приходите. Буду вас ждать в зале русской живописи девятнадцатого века.

– У портрета «Дочери купца Зотова», – уточнила Надежда Раух.

– Как пожелаете.

В распахнутом пальто Надежда бежала от Кадашевского переулка через дворы к ажурной ограде Третьяковки. Там свернула налево, потом – направо, вошла в ворота, затем в здание музея. Купила билет и целенаправленно отправилась в зал русской живописи девятнадцатого века. У знакомого портрета она увидела худого невысокого старика.

– Кирилл Семенович?

Он обернулся:

– А вы – Надежда Алексеевна. Очень приятно.

– Я хотела встретиться с вами, чтобы расспросить…

– Да вы отдышитесь, – Крымов улыбнулся. – Мы никуда не спешим.

– Я так обрадовалась, когда мне позвонила Машенька… И какое счастье, что вы работаете именно здесь.

– Вы искусствовед? – поинтересовался Крымов.

– Нет, – она покачала головой.

– Художница?

– Я – модельер. Шью одежду.

– Какое отношение имеете к живописи?

Восстановив дыхание, Надежда стала рассказывать:

– Не так давно моя мать купила копию этого портрета…

Крымов заинтересовался:

– Дочери купца Зотова? Как это случилось?

– Картина хранилась в семье потомков Зотовых.

– Как интересно… Я знал, что авторская копия портрета была написана, однако о том, что она сохранилась, мне не было известно.

– Не так давно картину у нас похитили.

– Ах, как жаль!

– Мне тоже.

– Можете о ней рассказать?

– По размеру наш портрет был значительно больше этого…

– Я знал, что он был полуфигурным! – Крымов приблизился к портрету и указал на нижнюю часть: – Как видите, оригинал пострадал. А как насчет общего впечатления?

– Наш – более душевный…

– Вот как? А что же этот?

– Он тоже хорош и аккуратно написан…

Крымов воскликнул:

– Вот! Именно это и не похоже на сложившуюся манеру Сомова. Обычно он писал смелее. Его мазки были экспрессивнее, ярче! На вашей картине стоит подпись художника?

– «В. Сомов».

– Превосходно!

Из глубины зала к ним подошла служительница и умоляюще прошептала:

– Кирилл Семенович, пожалуйста, тише…

– Простите, – Крымов раскланялся. – Буду говорить как можно тише. Простите.

Надежда спросила:

– К чему вы это все рассказали?

– Я слишком хорошо знаком с творчеством Сомова и считаю, что после смерти художника Третьяков купил всего лишь авторскую копию. Многие со мной не согласны, но таково мое мнение.

– Значит, наш портрет – оригинал?

– Вовсе не обязательно. Мы не знаем, сколько копий с этой картины написал Сомов. Чтобы подтвердить, что картина оригинальна, ее нужно исследовать. Такого рода исследования можно провести только в Третьяковской галерее в отделе научной экспертизы. У нас есть оборудование, которое позволяет исследовать полотна самой сложной структуры.

– Как жаль, что ее украли. – Надежда с сожалением покачала головой.

– И, знаете… – Крымов оживился. – С написанием этого портрета связано много странных и, я бы сказал, мистических вещей. Вам известно, что девушка, с которой писали портрет, трагически погибла?

Надежда кивнула:

– Она сгорела на пожаре.

– Факт пожара широко известен. Он случился во время бала во дворце княгини Закревской. Все началось со вспыхнувшей газовой ткани, которая соприкоснулась со свечой. В результате пожара погибло много людей, в том числе Грушенька Зотова. Она была желанной невестой с колоссальным приданым, и поглядите, как хороша! – Крымов указал на портрет. – Немудрено, что Сомов в нее влюбился.

– Я слышала историю его несчастной любви.

– Как я уже говорил, вокруг этого портрета было много всяческих разговоров. Судите сами: пожар у Закревской случился перед Рождеством в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. – Кирилл Семенович указал на табличку: – Картина была написана в шестьдесят четвертом. Спрашивается, как Сомов мог написать портрет после смерти портретируемой? И когда бы он успел в нее влюбиться, если к тому времени Грушенька уже умерла?