— А Со, вина, — распорядилась она и, когда А Со подала им бокалы, приказала: — Подожди снаружи! Я хочу, я позову! — Китаянка вышла, шаркая ногами, и небрежно хлопнула за собой дверью.

— Её ухо сейчас припечаталось к двери, — тихо заметил Горнт.

Анжелика рассмеялась.

— Чтобы подслушать секреты? Какие секреты могут быть у нас с вами? За благополучное путешествие, Эдвард! — Она сделала глоток и поставила бокал на столик. — Вы уже уложились в дорогу?

— Да-да, все готово. Вы выглядите восхитительно, я люблю вас и хотел бы получить ответ на свой вопрос.

Её веер раскрылся, и она начала использовать его, как подобает юной леди из высшего общества в компании холостого интересного мужчины из высшего общества, а также тех, кто имел сомнительную репутацию, чтобы дразнить и мучить, флиртовать, обещать, ничего не обещая, давать ответы или уклоняться от них, когда вопросы были слишком опасными, чтобы говорить о них открыто.

Веер затрепетал.

— Вы вызываете у меня огромное восхищение, Эдвард.

— Не большее, чем вы у меня. Но все же: да или нет?

Веер с треском закрылся. Потом она улыбнулась, открыла шкатулку на бюро и протянула ему конверт. На нем было написано: «Миссис Тесс Струан».

— Пожалуйста, прочтите это письмо. Я отсылаю его с Хоугом в Гонконг в ответ на её.

Почерк был аккуратным:

Дорогая миссис Струан, благодарю вас за ваше письмо и щедрость.

Я соглашаюсь на все ваши условия: я торжественно клянусь и без принуждения соглашаюсь отказаться от всех и всяческих притязаний на наследство вашего сына, я соглашаюсь больше никогда не называться «миссис Струан», я соглашаюсь, что я католичка и не была обвенчана по законам моей Церкви, я соглашаюсь никогда не появляться в Гонконге иначе как проездом и никогда не стану пытаться вступить в контакт с вами или с кем-либо из членов вашей семьи, я соглашаюсь освободить занимаемые мною здесь комнаты в течение недели и принимаю, с искренней благодарностью, предложение о передаче в траст капитала, который будет приносить мне две тысячи гиней в год до моей смерти.

Место для её подписи пустовало, а ниже его стояло: Подлинность подписи удостоверена сэром Уильямом Айлсбери, посланником в Японии, рядом было оставлено место для его подписи и даты.

Горнт поднял глаза.

— Вы не можете всерьез намереваться отослать это. Это дает ей абсолютно все.

— Разве вы не советовали мне принять её условия?

— Да, но чтобы достичь компромисса — пересмотреть их.

— Ах да, я запомнила это. Если вы согласны, я попрошу сэра Уильяма засвидетельствовать его до вашего отъезда. Доктор Хоуг пообещал забрать его сегодня вечером на ваш корабль, так что оно будет в Гонконге вместе с вами.

— Но вы не можете не понимать, что это полная капитуляция, тогда как я или кто-то другой можем добиться для вас большего!

— Есть ещё вторая страница. — Она достала её из шкатулки, её веер бесшумно распахнулся и начал покачиваться. Слегка.

Он опять сосредоточился. Почерк был уже не таким четким и в нескольких местах смазан. Могли это быть капли слез? — спросил он себя.

Дорогая миссис Струан, по очевидным причинам эта часть должна быть приложена отдельно, поскольку касается только нас и не имеет отношения к сэру Уильяму. Я ещё раз благодарю вас за вашу щедрость. Любезное предложение третьей тысячи в случае, если я во второй раз выйду замуж или просто выйду замуж, как бы сказали вы, в течение года, я не могу принять, потому что не имею намерения выходить замуж ни во второй раз, ни в первый, какой бы из этих вариантов вы ни посчитали правильным…

Он снова поднял на неё глаза, пораженный.

— Это и есть ваш ответ?

Веер затрепетал.

— Закончите читать, — сказал она.

Теперь его глаза молнией скользнули по странице:

Клянусь Господом Богом, я не могу перестать верить, что я была замужем, хотя полностью отказываюсь от любых публичных или юридических претензий на этот статус, как сказано выше. Я не приму другого… мне не хочется причинять вам боль или оскорблять вас, но выйти замуж ещё раз… Нет, я намереваюсь как можно скорее обустроиться в Лондоне, я чувствую себя в большей степени англичанкой, чем француженкой, язык моей матери был скорее английский, нежели французский, моя тетя была моей настоящей матерью.

Я никогда не буду пользоваться титулом «миссис», как я согласилась, но я не могу помешать другим обращаться ко мне таким образом. Сэр Уильям не примет просто «Анжелика» или «Анжелика Ришо», он будет настаивать, чтобы я подписалась как миссис Анжелика Струан, урожденная Ришо, чтобы придать вышеизложенному законную силу, ибо в его представлении и понимании английского закона таково мое теперешнее юридическое имя до второго замужества.

— Он действительно это сказал? — резко спросил он.

— Нет, но мистер Скай говорит, что, если его спросить, ему придется согласиться.

— Ага. — Горнт кивнул с задумчивым видом, сделал большой глоток вина и продолжил чтение, уже медленнее и более внимательно:

Если что-то из всего этого окажется неприемлемым, пожалуйста, изложите на бумаге, что ещё от меня требуется, передайте документ мистеру Горнту, который говорит мне, что собирается увидеться с вами ещё раз, а потом почти сразу же вернуться сюда, и я подпишу его. Я поручаю его вашему покровительству, он был очень хорошим другом вашему сыну и был добр ко мне — он посоветовал мне принять ваши милостивые условия, тогда как мистер Скай высказался против. Искренне ваша… Анжелика.

Горнт откинулся на спинку кресла, шумно выдохнул и уставился на неё в полном восхищении.

— Это гениально! Гениально! Вы соглашаетесь на все и при этом продолжаете держать дамоклов меч над её головой.

Веер замер.

— Как это так?

— Вы намерены жить в Лондоне и, следовательно, под охраной английского закона — до времени спящая очевидная угроза. Вы ни разу не употребили слово «муж», но угроза присутствует, вы выводите меня в самый центр сцены, представляя как друга обеих сторон, то есть даете мне идеальную позицию для ведения переговоров. И сколь бы она ни была изобретательна, что бы ещё ни предложила вам подписать, вы лишь прольете ещё больше слез, вздохнете смиренно «Крепись», и вы победите. Гениальность самой высшей пробы!

— Значит, мне следует просить сэра Уильяма засвидетельствовать мою подпись?

— Да, — ответил он, завороженно глядя на неё, такую умную и смелую, и опасную. Возможно, слишком опасную. — Это шах и мат.

— Объяснитесь?

— Тесс будет в безопасности только в одном случае: если вы во второй раз выйдете замуж, а вы заблокировали этот ход. — Хотя веер остановился, её глаза продолжали смотреть на него поверх кромки. Затем покачивания возобновились, и он протянул ей письмо назад, думая: дьявольски умно для тебя, но не для меня.