нее, точнее – сформированных ею институтов. Это защитная реакция человека, которого обманывают повсеместно и повсечасно: как наивного вкладчика и доверчивого покупателя, бесправного квартиросъемщика и горемычного загрантуриста, опереточного акционера и отчаявшегося бюджетника. В конце концов – просто как гражданина, не защищенного от произвола «защитников» (полиции) и чиновников. Стало быть, у отдельно взятого человека есть все основания не верить системе, частью которой он является, а значит, и не уважать ее. Система обманывает его в «малом и во многом», по закону и вне закона, лицемерно улыбаясь при этом с рекламных щитов и телеэкранов. «Мы работаем для вас!» Или еще интереснее: «Мы существуем для вас!» – издевательски кричат те, кто существует за счет нас. Ясно, что эти заверения – всего лишь заурядный торгашеский трюк, призванный одурачить покупателя.

Но вместе с тем, что вполне очевидно и потому отвратительно, народные слуги всех мастей и рангов, кричащие о преданности людям, ни на грош не верят в порядочность этих людей, по крайней мере – их большинства. Заметьте, в каком ключе выдержано обращение юридического лица к лицу физическому, то есть к каждому из нас, оказавшемуся на функциональной территории его ведомства. Начинается это обращение, как правило, с дружелюбного слова: «Уважаемые…» Но затем это дружелюбие неожиданным образом сменяется угрозами. К примеру: «За безбилетный проезд… то-то и то-то», «За несвоевременную оплату…», «За порчу имущества…», «За появление в нетрезвом виде…», «За нарушение (чего-то вообще…)». При желании список можно продолжить.

Я понимаю, что «… помышления сердца их (людей) были зло во всякое время» (Быт. 6,5), но ведь не каждое помышление становится деянием, и не каждому сердцу человеческому злые помышления свойственны в равной степени. Если принять версию, что людей, пренебрегающих нравственными и законодательными нормами, относительное меньшинство, то нравственно ли публично угрожать санкциями всем, в том числе и подавляющему большинству «правильных» граждан, унижая тем самым их достоинство и самоуважение? Если же стать на точку зрения тех, кто поголовно видит в каждом из нас потенциального нарушителя порядка, неплательщика, пьяницу, вредителя и вообще «неправильного» гражданина, то какие-либо заявления, а тем более публичные, в уважении и преданности таким людям выглядят откровенным лицемерием.

В Чехии я не встретил ни одного рекламного заверения от каких-либо предприятий или ведомств в уважении и доверии к гражданам, но зато я встретил настоящее уважение и доверие к ним: ни на одной станции метро нет ни одного турникета и ни одного контролера. Непосред-ственно с улицы через вестибюль и эскалатор пассажир проходит совершенно бесконтрольно в вагон, на стенах которого нет(!) оскорбительных предупреждений о санкциях. Такая доверительная система поразила меня, россиянина, не менее, чем Карлов мост или Пражский Град! (Какой удручающий контраст явило мне по возвращении домой родное московское метро: строй турникетов, а при них – мужеподобные контролеры женского пола.) Я не думаю, что в Праге полностью перевелись «зайцы» из числа граждан или гостей города. Но там компания, управляющая метрополитеном, зная, что потенциальных безбилетников все же меньшинство, уважает нравственное достоинство большинства пассажиров. Я уже не говорю о том, что сумма, недополученная с безбилетников, не сравнима с затратами на установку и содержание техничес-ких и людских средств контроля. (Чехи умеют считать и экономить деньги – в этом я убедился.)

Когда социальная структура в целом и человек как ее элемент не верят друг другу, то возникает естественное желание в защите друг от друга. Но у отдельно взятого человека возможность защитить себя крайне слаба, и он восполняет этот недостаток бессильной, но вполне естественной и откровенной неприязнью к бездушной и ненадежной системе, в которой вынужден пребывать. Да, очень трудно подчас следовать заповеди Христа: «А я говорю вам… благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас» (Мф. 5,44).

Это наша действительность, и здесь коренной перелом во взаимоотношениях по вертикали вряд ли наступит в обозримом будущем. Но ведь на горизонтальном-то их уровне нет властных и коммерческих надстроек, а есть мы, есть каждый из нас, страдающий в той или иной степени от ненадежности и произвола вертикальных структур, попирающих нравственные ценности. И коль скоро нам суждено проживать в таком неблагоприятном моральном климате, то по меньшей мере не следует ухудшать его в сфере межличностных отношений. Чем? Ну хотя бы взаимной «неверностью в малом и во многом» и нежеланием милосердно прощать «до семижды семидесяти раз». Следует помнить, что осуждающий и осужденный могут легко поменяться ролями, и тогда – «суд без милости не оказавшему милости» (Соборное послание апостола Иакова, гл. 2, ст. 13).

«По вере вашей да будет вам»

И сказали Апостолы Господу:

умножь в нас веру.

Евангелие от Луки, гл. 17, ст. 5

Отошли в прошлое, правда, еще недавнее, те мрачные годы, когда членство в КПСС (ВЛКСМ) считалось абсолютно несовместимым с членством в церковной общине, когда книжечка партийного Устава могла соседствовать с книгой книг – Библией – лишь тайно, когда человек в погонах, кем я был тогда, с огромным риском для себя мог надеть крестик или переступить порог храма. Последствия «разоблачения» подобной акции были ужасающими как для «ударившегося в религию» (или «в Бога») офицера, так и для его семьи. Мне в тот период приходилось скрывать привезенную из Львова карманную Библию даже от сына, который мог без задней мысли поведать об этом в школе. И если бы это тайное стало явным, то неизбежным стало бы и наказание по «партийной линии», которая неминуемо пересекалась с «линией служебной».

Сейчас времена не те. Изгнана как политическая сила, непримиримый и лицемерный гонитель Церкви, КПСС с ее паучьей сетью политотделов и партийных организаций. Церковь пришла в войсковые части в образе храмов и часовен, построенных с участием самих военнослужащих; священники стали частыми гостями солдатских казарм и гарнизонных домов культуры. Даже в тюрьмах и лагерях есть церкви, опекаемые пастырями близлежащих приходов.

Это – в закрытых учреждениях силовых ведомств. А что в открытых и свободных городах? Не знаю, как в других, хотя и понимаю, что церкви сейчас открываются повсеместно, но в моей Вологде, например, действующих православных храмов более чем достаточно. Мне есть с чем сравнивать: если накануне тысячелетнего юбилея Крещения Руси в городе функционировали лишь два храма, то уже в 2004 году в разных районах Вологды, с ее менее чем трехсоттысячным населением, действовало 12 церквей, не считая монастырских и тюремной [13]. Конечно, «действующие» не означает «восстановленные». Деятельность многих храмов, к чести их настоятелей, совмещалась с производством в них строительно-восстановительных работ. Естественно, средств не хватало, работы велись медленно, но как бы то ни было, Церковь открылась людям, стала